Ветер сулит бурю

— У него была неплохая голова, — сказал он. — Только он увлекся пустяками вместо точных наук. Мы с ним вместе учились и в школе, и в колледже. Он мечтал стать ученым, я же совсем и не думал об этом. Пока не захотел он. А стоило ему захотеть, как я решил, что вдруг он действительно выйдет в ученые и станет знаменитостью. Тогда я сказал себе: что может он, то могу и я. И я смог. Только, по-моему, мне было не это нужно. Мне хотелось многое знать. Мне хотелось разбираться в санскрите и читать в оригинале Библию. Да мало ли еще что. И писать тоже хотелось. Я и сейчас могу писать, только времени у меня на это нет. Итак, я от всего этого отказался ради точных наук. Не так-то это было легко. Но стоит только выучить основы, и все становится просто, конечно, если у вас хорошо варит голова. Мне нравится математика. Но иногда меня беспокоит один вопрос: он умер, но почем я знаю, может, он теперь и смеется надо мной.

— Не знаю, — сказала Мэйв, глядя на него.

Она плохо понимала то, что он пытался рассказать ей. Одно было ясно: натура у него что-то слишком уж сложная. Ей даже было отчасти жаль его.

Сейчас, когда он сидел, устремив на море невидящий взгляд, между бровей у него пролегла глубокая морщина, а в лице появилось что-то детское.

— Может, вы слишком много надо всем этим задумываетесь? — сказала она не особенно убедительно.

— О Боже! — сказал он, поворачиваясь к ней. — Разве не в этом беда нашей проклятой страны, что все мы слишком мало задумываемся? Можно подумать, что мозг Ирландии покрылся ржавчиной, как шестидюймовый гвоздь на дне морском. Вы посмотрите только на всех этих людей, которые гуляют здесь, купаются в море! Посмотрите на эту дешевку, на обывательщину! Господи, да разве можно жить среди этого убожества?

— Не знаю, мне здесь нравится.

— Я думал, вы не такая, — сказал он с горечью.

— А почему бы мне быть не такой? — спросила она.

— Не знаю, — сказал он. — Вероятно, просто потому, что для того, чтобы понравиться Мико, надо быть не такой, как все.

— Значит ли это, — спросила она, — что вы все- таки уважаете Мико?

— Конечно, уважаю, — сказал он. — Мико — это то, чем я хотел бы быть в минуты просветления. Он спокоен, как большой добродушный бык. Я бы хотел быть таким. Иногда мне кажется, что было бы куда лучше, если бы не сидел во мне этот бес, который заставил меня стать тем, чем я стал, и теперь гонит меня все дальше, и дальше, и дальше. Если я таким темпом и впредь пойду, то куда меня это в конце концов приведет?

— К еще большим высотам.

Он посмотрел на нее в упор.

— Верно, — сказал он, — к еще большим высотам. Знаете, меня многие не любят.

— Не вижу тут ничего удивительного, — сказала Мэйв.

Это его озадачило.

— Почему вы так говорите? — спросил он.

— Да потому, что вы так открыто презираете людей, — сказала она.

— Разве? — Теперь он сидел боком, положив локоть на каменную спинку скамьи, и смотрел ей в глаза.

— Да, — сказала она. — Может, вы и очень умный. Не знаю. Но не всем же быть умными. Вам, по-моему, нужно попробовать лучше относиться к людям. Ведь лично вам они никогда ничего плохого не сделали. Если они, по-вашему, недостаточно смышлены, это еще не основание чувствовать себя всемогущим Богом и смотреть на них с таким видом, точно вы сами не рады, что их сотворили. Если б Господь так думал, он, наверно, сказал бы: «Эх, куда им до меня! И чего ради я буду творить миллионы таких идиотов?» Но ведь он шире подошел к этому делу и сказал: «А Бог с ними, раз уж так, пускай бедные повеселятся немного».

Он рассмеялся.

— Вы бы не пошли со мной потанцевать? — спросил он ее.

— Куда? — спросила она.

Он махнул рукой куда-то назад. Она прислушалась. Со стороны большого жестяного, нагретого солнцем павильона доносились обрывки музыки.

— Туда, — сказал он. — Там и днем танцуют.

— Я не слишком-то хорошо танцую.

— А куда вы с Мико ходите? — спросил он.

— Да мы с Мико мало куда ходим, — сказала она. — Он ведь дома редко бывает. Я уже сама успела посмотреть массу мест. Весь город обошла, и по берегу моря побродила, и в лесу была, и на озере.

Он встал и одернул пиджак.

— Пошли, — сказал он.

Она подумала и согласилась.

— Ну ладно, — сказала она, поднимаясь.

Когда она встала, он заметил, что она ему до подбородка. Фигура у нее была тонкая, а руки и ноги длинные и округлые. В прошлый раз она показалась ему немного костлявой. Теперь этого нельзя было сказать. Он решил, что она очень привлекательна. Ему нравилась ее прямота. Такая может довести до того, что на нее и разозлишься, и поспоришь с ней, чего нельзя сказать о большинстве девушек, с которыми он был знаком. Интересно, знает ли она, что Мико в нее влюблен?

— Вам нравится Мико? — спросил он, пока они стояли у обочины тротуара, пережидая вереницу автомобилей, чтобы перейти дорогу.

— Да, — сказала она. — Мне нравится Мико. А почему вы спрашиваете? — Она посмотрела на него снизу вверх.

— А разве нельзя спросить?

— Можно, пожалуй. Будь на вашем месте кто другой, это было бы просто вопросом, — сказала она, — но когда вы задаете вопросы, я не знаю, что за ними кроется.