Ветер сулит бурю

«Уж больно много этот парень соображает. Вот Большой Микиль, тот настоящий пень, он никогда не поймет, в чем дело». Деду не хотелось, чтобы они его жалели. Тогда еще, чего доброго, он осатанеет и такого им наговорит, что долго еще будут помнить. Потому что не нужен ему никакой покой. Мико-всезнайка сразу по лицу догадался. А что поделаешь? Не такие они люди, чтобы спокойно сойтись у очага и обсудить свои дела. Дела, от которых, как вспомнишь, сердце так и щемит.

— Подошло мне время, — сказал он более спокойным тоном, — покидать море. Вы двое уже достаточно большие, чтобы самим управиться. Я вам всегда смогу помочь советом, если только вам в голову не ударит, что я вас наконец отпустил самостоятельно работать, а то, может, вы еще так заважничаете, что и слушать меня не захотите? Мне все равно больше зиму на лодке не сдюжить. Меня эта работа прикончит. Ну, вот и все. Пора мне на покой. Вот и все. Понятно?

— Да, отец, — сказал Большой Микиль, глядя в сторону.

— Трудно нам будет без тебя, деда, — сказал Мико, но, заметив, как у старика сморщилось вдруг лицо, отвернулся и уставился на воду, наблюдая, как лодка мощной грудью расталкивает волны.

Дед посмотрел на небо, и ему показалось, что его заволакивает какой-то дымкой. Вот оно, начинается. Только бы другие не заметили. Он подумал, что надо было бы ему еще с год продержаться, может быть, тогда холод и дожди доконали бы его. Только нет, нельзя так, мешает он им. Если бы не он, в эту поездку они сделали бы вдвое больше. И улов бы у них был вдвое больше. Нельзя только о себе думать, когда столько людей зависит от твоих сил, а сил-то и нет. Нельзя лишать их хлеба насущного. И все-таки никогда он не думал, что настигнет его когда-нибудь вот это самое. Видел он, как старики с белыми бородами подпирают церковную ограду, как бредут потихоньку между белыми домиками за своей вечерней кружкой портера. Покурят, поедят, забросят в реку удочку и тащатся спать. Ожидание смерти — вот что это такое. Почему не придумают чего-нибудь, чтобы старые рыбаки, вроде него, сами незаметно умирали, а не дожидались на пристани, когда это смерть наконец соизволит пожаловать за ними?

И больше ничего не осталось, кроме удочки в реке, да кружки портера на ночь, да начищенных до никому не нужного блеска башмаков.

— Смотрите только, не забудьте, чему я вас учил, — поспешно заговорил он. — Я вас обучил всему, что вы теперь знаете, от меня вы знаете каждую извилинку залива и где какая рыба водится. Теперь я передаю это тебе, слышишь ты, Мико? Завещаю тебе море. Больше мне нечего тебе дать. А может, это и поценней будет, чем те штуки, что эти идиоты, которые проводят жизнь в домах с серыми каменными стенами, называют деньгами. Никого еще деньги до добра не доводили. И зачем только их выдумали? Как появились они, так сразу и ушла из жизни радость и пришли на ее место кровопролитие, и страдания, и позорный труд, и всякие преступления. А вот у тебя в руках есть кое-что, и с этим ты с прямого пути не собьешься. Ты теперь на своих ногах стоишь. Это, знаешь, неиссякаемая мошна, и если ею распоряжаться по-хозяйски, так тебе на всю жизнь хватит. Смотри, запомни это.

— Запомню, деда, — сказал Мико.

«И хуже всего то, — подумал он, — что мы так спокойно миримся с тем, что ему конец, с тем, что он по своей доброй воле выкинул себя из жизни. А разве когда-нибудь было иначе? С тех самых пор, как впервые человек построил себе лачугу на этом краю земли, с тех пор как назвал этот выпирающий в море кусок суши an cladach[34]. Так что они, собственно, ничем не отличаются от всех тех людей, что жили здесь до них. И дед не первый и не последний старик, понявший, что море вконец иссушило его и что ему пора его покинуть, не потому, что сам он стар, а потому, что море вечно молодо. Мирись не мирись, а лодка есть лодка и парус есть парус, и всегда так было и будет, и хочешь ты этого или нет, а море возьмет тебя и отнимет у тебя все силы, и останется от тебя никчемная развалина. А морю хоть бы что».

«Непривычно будет без деда, что и говорить», — думал Большой Микиль. Как это так, его вдруг не будет в лодке на привычном месте, там, у кормы. Нет, что-то здесь не то. Ему будет недоставать деда. Очень недоставать. Случалось им попадать в переделки. Большой Микиль был очень сильный, и сам это знал, но бывало и так, что вся его сила пропала бы даром, если бы не хладнокровие отца, если бы не его опытная рука на румпеле.