Ветер сулит бурю

А бывали дни, когда он поднимет лицо, подставит его ветру у причала и скажет: «Не стоит сегодня в море выходить, люди добрые! Никак, ветер бурю сулит». И стоило ему это сказать, как в тот же день поднимался такой шторм, от которого в щепки разлетались самые надежные корабли. Всегда он бывал прав, хоть бы раз ошибся. И рыбаки прислушивались к нему, и, видит Бог, пора отцу на покой, пора погреть старые кости у очага, пожить спокойно. Он того заслужил. Куда было Микилю разбираться во всех сложностях создавшегося положения! Честолюбия в нем не было ни на грош. Только раз в жизни захотелось ему настоять на своем во что бы то ни стало — это когда ему приглянулась Делия, и он, проявив потрясающее упорство, добился взаимности. Она тогда только что приехала из деревни и поступила горничной в большой дом, что стоит в тишине, окруженный деревьями, на холме, далеко за городом, и была она прелестной краснощекой девушкой. Вот тогда он действительно отколол номер. Ха-ха, не один нос он утер, покорив сердце Делии. Замечательная все-таки она женщина, хоть отец с ней так до сих пор и не ладит, да где возьмешь такую женщину, которая бы умела ладить со своим свекром? Но ничего, когда дед бросит работу, может, они как раз лучше узнают друг друга.

Дед окинул взглядом лодку, всю ее, от слегка загибающегося вверх носа до самой кормы, посмотрел, как устойчиво поднимается ввысь мачта, как надутый ветром парус старается и не может оторваться прочь от нее. Широкие, благородные линии, и такая она надежная, устойчивая, прямо дом, да и только. Сразу видно, построена умелыми руками.

— Без чего я больше всего буду скучать, так это без лодки, — сказал он вслух. — Вы, смотрите, с ней получше обращайтесь. Она ведь как женщина, с ней надо поосторожнее. Эта старая тварь знает Голуэйский залив, пожалуй, лучше, чем тот, кто ее построил. Ей-ей! Если бы вы бросили ее одну где-нибудь около островов, она сама нашла бы дорогу домой, за это я ручаюсь.

Он наклонился к борту и свободной рукой погладил плотно пригнанные, просмоленные доски борта. Прочная, и что ни год, то она лучше становится. Ни вглубь, ни вширь ни одной гнилой доски не простукивается.

— Хорошая лодка, — сказал Микиль, одобрительно кивнув головой.

— Да, неплохая, — сказал Мико, проводя ладонью по неотесанным доскам рубки.

Чайки с криками носились над ними, то стремительно пролетая мимо, то низко кружась, сходя с ума при виде наваленной на дне баркаса рыбы. Над остальными лодками, над теми десятью, что были видны, тоже нависла туча чаек. Черно-белые, чуть-чуть тронутые красным, они мелькали всюду, так что в глазах рябило, а лодка, важно переваливаясь на волнах, продвигалась вперед: теперь был уже виден белый маяк вдалеке, из-за которого пробивались лучи взошедшего солнца. Влево показались невысокие скалы, а потом и длинная дорога вдоль моря, ведущая в город, который ранним утром кажется совсем приветливым. А там подальше мелькнули два-три белых кладдахских домика, но скоро проклятая стена, отгораживающая Болото, скрыла их из виду. А вправо поднимались унылые каменистые горы Клэр. И там, где они кончались, стояли с обеих сторон утопавшие в зелени городишки, похожие на те города, что обычно строят из песка дети.

— А вон пароходик отчаливает, что ходит на Аранские острова, — сказал Мико.

Он появился из-за маяка, изрыгая черный дым. Он пыхтел не хуже океанского парохода, и внутри у него так и клокотало, но больше пяти-шести узлов в час у него никак не получалось.

— Вот же гады! — сказал дед. — Вы посмотрите, какой дым от него грязный! Ну, прямо что утка с железным нутром.

— А будь, к примеру, у нас такая штука, — сказал Мико, — мы бы могли чуть не к самой Исландии ходить за треской.

— На нашей красавице ты, пожалуй, скорее в Исландию попадешь, — сказал дед. — А эта вонючка только все кишки тебе наизнанку вывернет. Посмотри на нее, эк ее, холеру, мотает.

— Эх, деда! — рассмеялся Мико. — Может, когда-нибудь и ты с техникой помиришься.

— А ну ее к черту! — сказал дед. — Не от Бога она. Экая пакость. Сколько грязи от них. Ты только посмотри, как он все небо закоптил.

Чайки преследовали пароходик по пятам, а он, как осел, шел прямо на приближающиеся рыбачьи лодки, безмятежно покачивающиеся на волнах под надутыми парусами, так не вяжущимися с ржавой стальной обшивкой и клубами дыма.

Он прошел мимо. Кое-кто из матросов приостановился на палубе, чтобы помахать рукой, а человек на капитанском мостике дал свисток. Неудачная попытка приветствовать усталых людей вчерашнего дня с их устарелой техникой.

— И вам того же, — сказал в ответ дед.

На носу стояла кучка пассажиров; они с любопытством посматривали на терпеливых людей, сидевших в лодках. Может быть, кое-кто из них даже подумал ненароком, что неплохо было бы стать рыбаком: делать ничего не делаешь, только сидишь весь день да поплевываешь, а парус знай таскает тебя по морю. Им-то не видно было ни грязи, ни рыбьей чешуи, ни заросших щетиной лиц, ни воспаленных глаз и занемевших членов.