Читаем Ветер сулит бурю полностью

Она вошла в круг, и взяла его за руку, и отняла у него свистульку, и отдала владельцу, и толпа расступилась перед ней. Насмешки, шуточки, пьяные выкрики разом смолкли, и в наступившей тишине она повела его прочь, а он говорил и говорил, много и путано. Она привела его туда, где река, прозрачная и чистая, несла свои воды мимо высоких деревьев, и усадила его там, и слезы катились по ее щекам, и отчаяние сжимало сердце. И наконец она заметила по его глазам, что сознание возвращается к нему, и вот он взглянул на нее и сказал:

— Джо, родная, что это мы с тобой тут делаем?

Обо всем этом они думали теперь, пока шли по дороге.

— И хуже всего то… — сказала Джо, неожиданно прерывая молчание, и ей пришлось предварительно прочистить горло, чтобы голос не сорвался. — Хуже всего то, что он, по-моему, это сознает.

— Ты о чем? — спросил Мико.

— Последнее время, когда он приходил в себя после припадков, я стала замечать, что он на меня как-то очень странно смотрит, пытается что-то определить по моему лицу, пытается понять по глазам, что случилось.

Они прошли вдоль моря, мимо домиков и пляжей, приглаженных и принаряженных, где даже песок и скалы казались красивой декорацией, — все для туристов! Вдоль бесконечного приморского бульвара, в конце которого торчала вышка для нырянья, оставив позади все эти достижения цивилизации, они прошли по пустынным отмелям, где при их приближении поднимались на воздух и исчезали куда-то дикие утки, а пасущиеся коровы вопросительно посматривали на них. Они обыскали все укромные места под низкими скалами и так и не нашли того, кого искали. Случалось, они останавливались с тяжело бьющимся сердцем, увидев рыжеволосую голову, мелькнувшую на пустынной отмели или где-то высоко на косогоре, и потом, подойдя поближе, убеждались в своей ошибке.

Затем они свернули от моря и обошли весь город. Здесь Питер часто гулял с Джо. Прошли по проселочной дороге, мимо деревни Варна, через унылые окрестности Лог-Инч, мимо торфяников с белым памятником какому-то убиенному священнику, побывали на кремнистой дороге, спустились к безлюдным торфяным болотам в надежде, что он мог уйти сюда, чтобы побыть наедине с самим собой и собраться с мыслями. Но никаких следов его нигде не было, и они шли и шли, усталые, пропыленные, сознающие всю безнадежность поисков и отчаявшиеся. Потом они повернули обратно в город, мимо заросшего кипарисами Рахунского кладбища. Навстречу им тянулся бесконечный караван: тележки, запряженные осликами, и тележки, запряженные лошадьми, возвращавшиеся из города с пустыми бидонами из-под молока; они дошли даже до островка с деревом боярышника и постояли на берегу, высматривая. Был прилив, так что перейти туда было невозможно, и они даже порадовались этому, потому что все равно было совершенно очевидно, что там никого нет. В конце концов они повернули обратно, пересекли железнодорожное полотно и пошли в лес.

Питер часто бывал в этом лесу. Он приезжал сюда на велосипеде или на отцовском автомобиле, когда удавалось потихоньку взять его, и занимался там, если был в настроении. Здесь было очень тихо. Только деревья шелестели, и перекликались птицы, да слышно было, как в зарослях кустарника суетятся дрозды. От земли поднимался запах гниющей травы. Ноги утопали в ковре из палых листьев, которые из года в год копились тут слой за слоем. Но в лесу было пусто, как в небе в ясный погожий день, и никто, кроме лесных обитателей — кроликов, главным образом, — не нарушал глубокого покоя.

И в конце концов они пошли обратно, и их понурые фигуры красноречивее слов говорили о неудаче.

Они совсем отупели от мыслей, которые им пришлось передумать за день, и от поисков и почти не разговаривали. Да и о чем было разговаривать? Наконец после того, как они побывали у Кюсаков и попили у них в кухне чаю, причем сердце у них мучительно сжималось при виде заплаканных глаз матери и растерянного и обиженного выражения отца, они вышли на улицу Граттан и присели на одну из скамеек, стоявших на набережной, откуда открывался вид на залив.

Небо было синее-синее, и тут Мико заметил вдалеке дым. Аранский пароходик, как всегда, деловито пыхтя, возвращался домой, из пароходной трубы валил дым; клубы дыма застилали солнце, уходящее на покой где-то между горами Клэра и островами.

И вдруг Мико так вцепился в руку Джо, что у нее от боли перехватило дыхание.

— Вот оно что! — сказал Мико. — Господи, ну конечно, так оно и есть.

— Что, Мико? — спросила она, потирая руку там, где остался след от его пальцев.

— Пароход! — сказал Мико. Он встал, широко расставив ноги, и указал на него пальцем вытянутой руки. — Он был на этом пароходе. Я знаю, я уверен, что он был на этом пароходе. И как я мог об этом не подумать! Еще утром, когда мы возвращались, там полно народу было, и вдруг что-то рыжее мелькнуло и скрылось. Совсем рано утром. Я могу чем угодно поклясться, что он был на этом пароходе.

— Бежим! — сказала Джо и, не дожидаясь, помчалась в сторону Кладдаха.

Он бросился за ней и без труда нагнал. Пароход, осторожно огибавший маяк, был теперь отчетливо виден.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее