— Нет. Но что ты можешь подумать, видя столько огня в чужих глазах, в то время как их обладатель повторяет снова и снова: никто не пострадает, никто не пострадает?
— Я не охотник до чужих глаз… в отличье от тебя. — Ларда, казалось, пробивал холодок каждый раз, когда темно-золотистый взгляд Хейзана прохаживался по нему. — Ничего это не меняет.
— Но прежде, — заметил Хейзан, — я был лжецом. Твое мнение обо мне вольно не меняться, но правила, как обо мне судить, изменились, и от этого тебе не отвертеться.
Лард смешался, но ничто не могло пошатнуть его упрямства.
— Это было горе. Для меня, для Наузя, для Авроры — горе.
— О, так у него жена из Двуединой Империи? — осведомился Хейзан как ни в чем не бывало.
Все произошло в одно большое мгновение, составленное из маленьких — Лард замахнулся рукой, в которой держал пиво, Хейзан присел, вжав темноволосую голову в плечи, и громкий звук разбитого дерева надвое с плеском огорошил таверну. Повисла тишина. Хейзан выпрямился и оглянулся к пахучему пятну на стене.
— Хорошая была кружка. Я бы мог сказать вдобавок “хорошее было пиво”, но, — он жестом указал Ларду, — не хочу портить репутацию человека, который всегда говорит правду.
— Жопу не рви, колдун, — процедил Лард и смачно сплюнул.
— Нормальное пиво! — вякнул кто-то из угла.
— Что ж, спасибо за беседу, господа. — Хейзан поднялся на ноги и, театрально обведя взглядом заведение, бросил на стол несколько медяков. — Моя доля.
Лард буравил его уничижительным взглядом, но молчал. Наузь немедленно вмешался:
— А ну стой, ты!.. Не! Хер ты этого ублюдка отпустишь, Лард!
Лард лишь пришикнул на него:
— С тобой позже побалакаем.
Когда входная дверь со скрипом затворилась, Хейзан позволил себе смешок, больше похожий на фырканье, и стряхнул с себя воображаемые остатки чужих взглядов. Миновав жалкого бродягу, который опорожнял желудок под вывеской, изображавшей чешуйчатую заднюю часть и хвост некой твари, Хейзан направился к воротам буквально в дюжине домов от места, размышляя.
Какого черта он вообще откликнулся на столь странное обращение? Даже если махнуть рукой на место встречи — “Виверний хвост” зачастую приносил заказы, пусть и малооплачиваемые, — сторонние вопросы касательно летальных исходов подозрительны как евнух в борделе. И вот — остался на бобах. Приходилось надеяться, что в Хефсборе, как и в любом стольном граде Просторов, найдется пристойная работа.
Где-то горела куча тряпья, источая едкий дым, так что Хейзан завернулся в плащ и ускорился, не обращая внимания на брехание трехногой собаки — привычный звук. Будучи еще учеником, Хейзан устроил целый книжный штурм в попытке выяснить, почему собаки лают именно на него, но потерпел неудачу и втык от Кееаара, что занимался не тем. Давно дело было, много воды утекло… соленой, в одной реальности отразившей ярко сияющую звезду, которая так спутала моряков, а в другой — лишенной звезд вовсе.
Одной серебряной монеты было достаточно для стражников, чтобы выпустить нездешнего из бедняцкого Нижнего Хефсбора; те лишь почему-то переглянулись. Почему, Хейзан понял, когда размотал ткань с лица и не почувствовал никакой разницы — воздух тяжело сползал духотой, обещающей летнюю грозу. Маг тотчас же поднял глаза к небу; мирный закат отменялся — черная пелена туч сужала кольцо над черепичными крышами Серого квартала.
— Госсов глас! — выругался Хейзан.
Развернувшись, он бросился к сторожке, где удачно схватил за рукав последнего из скрывшихся внутри стражников.
— Самим тесно! — гаркнул (если убрать ругань) тот и хлопнул дверью у Хейзана перед носом. В квартал тем временем ворвался холодный ветер, вздымая клубы пыли и донося далекий гром. С неба закапало.
Хейзан торопливо обозначил на темнеющей земле треугольник для межпространственного перемещения, но его попытку бегства оборвал… не совсем дождь. То были несколько вещей, на которые ушло всего-то пара сердцебиений; в основном — непроглядный мрак и жестокий — крайне жестокий, хотя личностью он являться не мог и черт ее носить тоже — наплыв воды.
Ошеломленный Хейзан постоял так немного во тьме, пока вода свободно струилась по его одежде и затекала внутрь. Затем он механическим движением рук поднял капюшон и пошел… куда-то.
Очаги горожан манили сквозь окна, словно фонари на болоте, обещая тепло, кров, выпивку и человеческое участие. Приведенный одним таким фонарем, Хейзан постучал в стекло, но ответа не последовало.
— Вы там все вымерли, что ли?! — крикнул он и застучал яростнее. Ему повезло родиться с безупречной реакцией, ибо парой мгновений позже окно открылось, и оттуда выплеснулись помои.
Мокрый как утопленник, Хейзан блуждал в новорожденном мире грома и плавучих крыс. Четыре измерения отказались содействовать буре, и за то поплатились — три из них она крутила, растягивала и вовлекала в бессердечное искажение, в то время как четвертое распалялось бесцветными лотосами и шепотами более всегласными, нежели гром.