Ветер в черном (СИ)

— Нет-нет, — Хейзан потряс головой. Он изменил картину назначенного места на берег мрачного моря Ийецинны, где стоял его дом, но магическое измерение осталось гладким как мрамор. — Черт! — Еще попытка, опять вхолостую; снова нет, снова нет, снова нет; черт, черт, чертчертчерт! Хейзан едва удержался от того, чтобы выхлестнуть из ниоткуда огонь, памятуя, что находится в помещении.

Полуживой из-за головной боли, которую принесло перегруженное сознание, маг испарил ненужные больше защитные клети и оперся на угол пресловутого стола.

— Я не понимаю, — выдохнул он. — Твой дом проклят или что?

— Не слышала об этом. — Рохелин помогла ему сесть.

— Это фигура речи, проклятий не существует, — отмахнулся Хейзан, откинувшись на спинку стула. — Но прежде я не сталкивался ни с чем подобным.

— Я смогу уловить смысл не будучи магом?

— Боюсь, что нет. Ты никогда не ощущала ни магии, ни четвертого измерения. Ты даже не знаешь, как они являют себя, когда работают правильно. — Брови его были сдвинуты, в глазах — с поволокой из-за боли — плескалось злое раздражение. Он сам не заметил, как начал рассуждать вслух. — Но здесь они совсем не работают. Нет, подождите; магия все еще со мной, в моем сознании, так что, может, проблема с четвертым измерением? Или самое возможность путешествовать с его помощью задета? Черт возьми, мне нужно обсудить это с другим магом. А еще лучше — узнать, только ли у меня так… хорошо, если у всех, то есть ужасно… но всем плевать, особенно среди нас, ха-ха… — имел он в виду то ли гилантийцев, то ли каждого из магов Просторов.

— Я здесь, — напомнила Рохелин с северной прямотой. Подлинная дочь своих отцов… хотя внешне — не совсем. Нет, белая кожа и черные как вороново крыло волосы на месте, так же как и строгие черты лица (за исключением, пожалуй, тонкого, но острого носа), однако она… милая. И не такая высокая, как ее соотечественницы.

Хейзан отвел от нее глаза и понял, что дрожит.

— Рохелин, — сказал он. — Я в заднице.

Какое-то время тишину нарушал только вой разъяренной бури.

— Ты драматизируешь, — наконец сказала Рохелин.

Хейзан бросил без лишних раздумий:

— Тогда почему дрожит твой голос?

Сейчас у него не было сил изображать манеры, каким его никогда не учили, в отличие от единственного человека, которого он мог бы назвать другом.

Она не ответила, но Хейзан этого и не ждал. Оставив Рохелин наедине с ее недомолвками, он вновь разжег очаг — вручную, голова все еще раскалывалась — и докинул туда поленьев. Гроза снаружи, кажется, вознамерилась властвовать всю ночь, и вопросы без ответов глодали оттого лишь сильнее.

Не могла же она иметь альтернативную природу и действительно оказаться волеизъявлением Сущностей, вопреки всему, что известно о них человеку? С другой стороны, Гиланта безмолвствовала, а значит, ее высшее сознание по-прежнему было занято чем-то иным, если к нему вообще применимо слово “занято”. Но, будь затронуто четвертое измерение, хаос пожрал бы весь Универсум — а он стоит, как стоял испокон веков.

После бесконечного молчания Хейзан наконец предпринял попытку заговорить:

— Давай сочинять. Тебе нужно что-то сказать отцу, когда он вернется.

— О, — встрепенулась Рохелин. — Он не вернется. Это мой дом. Невзирая на мнение сраных городских властей.

— Я предвижу за этим горестную историю, — ответил Хейзан со всей осторожностью, на которую был способен. Когда женщина ругается, это всерьез.

— Неважно.

Ох, как же, подумал Хейзан с нарастающей усталостью.

— Ну, мой отец тоже мертв.

Рохелин подняла стальной взгляд и сказала ровно:

— Разве я говорила, что мой отец мертв?

— Ладно, — признал поражение Хейзан. — Выходит так, что семья для нас обоих тема неподходящая.

— Я через это стократно проходила, — внезапно продолжила Рохелин. — В своем странствии. Эй, красавица, кто твой папа? От кого род ведешь, незнакомка? Мы рассказали тебе о своей семье, теперь твоя очередь. Постоянно.

В ее словах не было скорби, лишь нечто вроде сокрытого бремени, уловить которое смогла лишь Хейзанова незаурядная проницательность.

— Люди по природе любопытны, — пожал он плечами. — Говоря “любопытны”, я имею в виду в том числе “наблюдательны”, “пытливы”… и “везде суют свой нос” тоже.

— А ты из них кто? — спросила Рохелин с вызовом. Хейзану она нравилась все больше и больше. С такой можно позволить себе патетику.

— Я искатель. Во вторую очередь, разумеется, в первую я — маг. Но что я не могу изменить, я наблюдаю и выучиваю. Не с тем, чтобы повторить, конечно.

— Радуйся, я тоже искатель, — она улыбнулась впервые за весь чертов вечер. — Моя вотчина — то, что меня окружает. Не люди с их чаяньями. Шире.

— Твоя вотчина — Просторы, — предположил Хейзан.

Ледяные небеса нависали над головой — так во сне взбегает по позвоночнику ощущение, будто ты никогда не проснешься.

Э́олас смотрел на безголовые тела, прикопанные в снег возле его ног.