Ветер в Пустоте

– Это что – цитата какая-то?

Михаил кивнул.

– Я потому и говорю, что не там люди свободу ищут, – сказал он и поджег горелку.

– А где ее искать – известно?

– Конечно. Этот вопрос заботил людей еще до нашей эры, и ответ на него давно найден. Подлинная свобода – это свобода от себя. Сложность однако в том, что этот ответ невозможно передать на словах.

– Как это?

– Я только что тебе его дал, но, как видишь, свободы у тебя не прибавилось. Как думаешь, почему?

– Операционная система старая?

– Конечно. Когда у нас старая система, мы смотрим на палец вместо Луны. Ответ, который я озвучил, должен вызреть изнутри, а за время, что он вызревает, операционка так много раз обновляется и перекомпилируется, что обнаруженная в итоге разгадка делается совершенно непонятна другим. Для них этот файл из такого далекого будущего, что большинству до него лететь еще не одну жизнь. Хотя одновременно с этим файл уже у каждого лежит на диске. И как я показал выше – он может быть выражен на том же языке, что мы используем.

Телефон пискнул, и Михаил некоторое время сосредоточенно смотрел на экран.

– Прости, на сегодня, похоже, все, мне нужно ехать. В следующий раз продолжим, если захочешь. Или просто чаю попьем, музыку послушаем, а то я тебя загрузил сегодня.

– Спасибо, – сказал Сережа, поднимаясь с пуфика. – Пойду переваривать. А где можно такой чай купить?

– Конкретно этот – нигде, но я тебе принесу похожий.

– Ты не грусти, – сказал добавил он, когда Сережа уже выходил. – Свобода тебя тоже ищет, просто чуть дальше, чем ты сейчас смотришь. Однажды вы обязательно встретитесь.

Какой у тебя жанр?

Ежемесячное внутреннее совещание Вайме, где поглощенные проекты докладывали о покорении своих рынков, перенеслось. Сережа хотел пойти в кафе, где обедала команда, но, выйдя из офиса, передумал. Комбинация хорошей погоды и свободного времени выпадала редко, а сегодня это случилось.

Стояла вторая неделя апреля, и солнце уже не только приветливо улыбалось, но и ласково пригревало, тротуары были сухими, небо – высоким и синим, а воздух между ними имел тот особый запах, по которому безошибочно узнаешь весну. Эти три фактора если и не превращали город в Европу, как многим хотелось, то, по крайней мере, делали центр очень приятным местом, по которому хотелось гулять, рассматривать его улицы, жителей и зависать в симпатичных кафе.

Офис Вайме целиком занимал здание бывшего “Новинского пассажа”. С другой стороны Садового кольца была густая сеть тихих улочек со скверами и старинными домами. Сереже нравилось там гулять, заходить во дворы, разглядывать их обитателей и представлять, как все это могло выглядеть много лет назад. Кроме того, тишина и общая атмосфера этих дворов контрастировала с деловитой суетой офиса и действовала успокаивающе.

Он любил межсезонье, когда холода уже позади, а жара еще далеко. Зимнее куртки и пальто отправлялись в дальний шкаф, и можно было выгуливать пиджаки или толстовки. Из последней поездки в Италию он привез две пары обуви и три пиджака с необычным кроем, один из них был сейчас на нем. Однажды в детстве кто-то из взрослых спросил его, какое время года он любит больше. Размышляя об этом, он обнаружил, что его выбор, во многом, определялся имеющейся у него одеждой. Если она ему нравилась, а вернее, если он в ней себе нравился, то и время года автоматически становилось приятным.