Читаем Ветер в твои паруса полностью

Потом она шла по улице Горького. Ей надо было к Белорусскому вокзалу: мама уже вернулась, конечно, и Алексей тоже скоро приедет, Но она проходила остановку за остановкой, а у кино на площади Пушкина купила себе эскимо и пошла еще неторопливей. Новое платье цвета банановой кожуры и большая, плетенная из соломы сумка попеременно отражались во всех витринах...

Сейчас ей положено думать о жизни. О будущем и настоящем. Так положено. Так надо... И не думать о том, что витрины как зеркала: очень удобно ходить по городу и постоянно видеть себя с ног до головы...

В жизни бывают события, о которых говорят, что они главные. Считается, что между ними лежат разновеликие по времени и содержанию периоды жизни. А у нее? У нее, как у всех, тоже были такие события. Первый день в школе, аттестат, совершеннолетие, диплом. Первая зарплата. Теперь будет замужество, ребенок, потом защита диссертации, пенсия, серебряная свадьба...

Что еще бывает в жизни? Творчество? Да, конечно.. У избранных. У смертных бывает работа. Хорошая, честная, трудная. И ожидание, то, что начинается в Детстве. Оно просыпается в детстве, когда ты с любопытством открываешь дверь в другую комнату, открываешь книгу. Потом оно становится постоянным.

Еще бывает любовь. Но, может быть, любовь не главное событие?

Нина остановилась у витрины рыбного магазина. Было очень интересно видеть свое отражение в темном большом аквариуме, смотреть, как вдоль тебя растут водоросли, а поперек плавают, разные рыбы, как из зеленой сонной тишины этого аквариума тебе улыбается растерянная русалка. У русалок тоже не было любви. Плескались себе в лунном серебре, нагом попадались в сети...

"Ты счастлива? Алексей наверное, ищет обручальные кольца?" Да, он ищет кольца, А я счастлива...

В электричке Нина не стала проходить в вагон: была суббота, люди ехали с покупками, со свертками, цеплялись друг за друга, а здесь в тамбуре можно стоять и смотреть в окно.

Вот уже много лет она живет на даче, в небольшом бревенчатом доме, купленном отцом еще перед войной. И все эти годы около был Алексей, упорно топтал газоны и клумбы под окнами, ждал у калитки, водил в кино, был бесконечно внимательным и добрым. Он катал ее на лодке, а она сидела и смотрела мимо него... Смотрела на другого, на того, кто давно жил в ее воображении: в белой рубашке с короткими рукавами, темноволосый, загорелый, чем-то похожий на индейца... Он сидел и улыбался ей, когда она говорила: "Ну вот, ты снова пришел.

Сегодня ты не такой, как вчера, но это моя вина. Я просто тебя еще не придумала до конца..."

А напротив сидел Алексей.

- Ты любишь меня? - спрашивала она его.

- Люблю... Ты же знаешь.

- Это хорошо... Хорошо, когда тебя любят.

И все. Он так ни разу и не спросил: "А ты?" Должно быть, просто боялся услышать, что "нет, не люблю, но ты подожди, кто знает..."

Потом он уехал. Два года писал ей письма. А она вечерами сидела одна в саду или на веранде в качалке, и ей по-прежнему улыбался ее давний знакомый, тот самый, которого она выдумала еще в детстве, ее принц на белом коне, как сказал бы язвительный Венька...

И она ждала его, верила - вот сейчас, сегодня, через год он придет к ней или приедет, или она встретит его в метро - он обязательно будет, не может не быть, потому что она любит его...

Глупая, глупая... Ты ведь земной человек с горячей кровью и сильными руками, ты учишь детей и читаешь умные книги. Ты ведь знаешь, что любить надо реальность, данную нам в ощущении.

Реальностью был Алексей. Его и надо любить.

A еще у нее был Венька. Он быстро вырос и быстро улетел. Он так и не смог взять ее с собой.

В детстве он иногда подтрунивал над ней, говорил, что у нее слишком красивые глаза, а это банально - иметь сестру с красивыми глазами, тем более, что в них нет ничего, кроме ожидания манны небесной.

- . Вся жизнь - ожидание счастья, - серьезно отвечала Нина.

- Ты хочешь сказать - борьба за счастье, - поправлял Веня. - Или не так?

Нина читала стихи:

Простор огромных входов для вас.

Ждите у бронзы, у плоских панелей.

Ждите - и скрипнут дверные петли.

- Скрипнут? - переспрашивал Веня. - В смысле - врата судьбы откроются? Ну что ж, может и так. Только ведь там есть и такие строки:

Простор огромных морей для вас.

Встав на гранитный гарпун утеса,

Ждите в соленых брызгах и пене.

Вот так надо ждать, голуба моя душа, в брызгах и пене... И надо уметь видеть. И слышать. Человек, который в ракушке видит только перламутровую пуговицу, - трудный человек. А тот, кто слышит в ней только шум морской волны, тот по-моему, еще трудней... Надо быть сложным, жить просто. Любить трудности, а жить легко...

Жить легко... Эх ты, Венька, рыцарь мечты! Жить легко - это, по-твоему, значило жить так, чтобы некогда было остановиться и отдышаться, все время спешить - а вдруг что-то не успеешь. И жить просто тоже в твоем понимании означало делать то, что ты обязан делать в жизни: ты обязав был летать, и ты летал. Ты обязан был быть честным и мужественным, и ты был таким...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Концессия
Концессия

Все творчество Павла Леонидовича Далецкого связано с Дальним Востоком, куда он попал еще в детстве. Наибольшей популярностью у читателей пользовался роман-эпопея "На сопках Маньчжурии", посвященный Русско-японской войне.Однако не меньший интерес представляет роман "Концессия" о захватывающих, почти детективных событиях конца 1920-х - начала 1930-х годов на Камчатке. Молодая советская власть объявила народным достоянием природные богатства этого края, до того безнаказанно расхищаемые японскими промышленниками и рыболовными фирмами. Чтобы люди охотно ехали в необжитые земли и не испытывали нужды, было создано Акционерное камчатское общество, взявшее на себя нелегкую обязанность - соблюдать законность и порядок на гигантской территории и не допустить ее разорения. Но враги советской власти и иностранные конкуренты не собирались сдаваться без боя...

Александр Павлович Быченин , Павел Леонидович Далецкий

Проза / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература
Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза