Ветер вересковых пустошей

Горлунг нечего было ответить своему рынде, она понимала, что он прав, да только сердце не слушало доводов рассудка, память рисовала образ Яромира, такого красивого, его ласковый взгляд, ленивую улыбку. Она низко склонила голову, стараясь не показать Эврару, что никогда не забудет она Яромира.

* * *

Молодой князь сидел на ложе, любуясь на лежащую на нем Агафью. Её рыжие волосы были рассыпаны по меховой полости, нагое тело, словно светилось, приятно округлое, красивое, улыбка манила. Если бы не она, то какой безрадостной была бы его жизнь! А так Карн всегда знал, что Агафья ждет его в своем покое, скучает, рада ему в любое время. А какими ласками одаривала она его, словно сам Уд вселялся ночами в её тело!

Ну, и пусть, мать сурово хмурит брови, не одобряя его, пусть. Разве понять ей, строгой княгине Силье, что за радость несет ему Агафья? Нет, не понять. Мать всё носиться с Горлунг, словно с ребенком, надоели обе, такие надменные и смотрят на него, будто он совершает нечто недопустимое. За что мать так полюбила Горлунг? Видимо, та притворяется покорной и послушной, ах, если бы княгиня Силье знала, что за змею она греет на груди своей.

Агафья потянулась, красиво изогнувшись, улыбнулась, когда увидела, как при этом загорелись глаза Карна. Поманила его к себе, прижалась, оплела руками пухлыми. Ведь от него теперь зависит её жизнь, а Агафье нравилась в Фарлафграде. Она — любимая женщина князя, если бы не княгиня Силье, то она была бы меньшицей. Но Агафья и так не гневилась на богов, её нравилась и жизнь наложницы.

— Что тревожит тебя, мой лада? — спросила она у Карна, погладив нежным пальчиком складку, залегшую между его бровей.

— Ох, Агафьюшка, ты всегда, словно чуешь мое настроение, — прошептал он.

— Ты ведь мой лада, как может быть иначе?

— Если бы не ты, жизнь была невыносимой здесь, — прошептал Карн.

— Опять она? — спросила Агафья.

— Да, она, — нехотя согласился молодой князь.

— Забудь о ней, ты же со мной. Она просто злиться, видя любовь нашу, ведь нас сама Лада благословила, — прошептала она, наклонившись к Карну.

Если сначала Агафья переживала, что Горлунг будет строить ей козни, то теперь успокоилась. Молодая княгиня словно и не замечала её, будто и не подозревала о ней, а после давешнего разговора с ней, наложница совсем успокоилась.

— Злиться, — согласился Карн — она жестокая, ненавижу её. Относится ко мне так, будто я недостоин её и земель, которые принесло мне это супружество. А я ведь еще не княжу даже!

— Забудь о ней, в этих покоях тебя любят, помни об этом, ненаглядный мой, — шептала девица, гладя его по плечам.

Карн, обнимая одной рукой Агафью, смотрел на её рыжие локоны и думал лишь о том, что его и в правду здесь любят, у него счастливая Доля.

* * *

Этой ночью прибыл гонец князя Торина, в полдень следующего дня князья, княжич и княгини с немногочисленной дружинной выехали в Торинград на совет военный, на котором следовало обозначить тактику защиты теперь уже общих земель от восстаний, что катились по стране. Все были серьезны и печальны, повод для встречи не радостный, пугающий. Каждый понимал чем грозит восстание славян для Фарлафграда и Торинграда.

ГЛАВА 23

Князь Торин, как и солнцеворот назад, принимал гостей из Фарлафграда, только нынче повод был не веселым, не праздничным. Именно поэтому князь и стоял, хмуро глядя на въезжающих во двор всадников. Вот они миновали забарол и начали медленно приближаться, поднимая при этом клубы пыли.

Впереди ехал князь Фарлаф, такой же сосредоточенный и хмурый, как и Торин, по обе стороны от него ехали сыновья, чуть далее жена и невестка, замыкали вереницу дружинники.

Князь Торин почувствовал какое-то смутное беспокойство, и интуитивно начал искать глазами его причину. Взгляд его уперся в черные глаза, горящие каким-то внутренним, потаенным огнем. Торину стало не по себе, как впрочем, и всегда, когда он смотрел в глаза старшей дочери. Он уж и забыл, какие они, глаза Суль. А Горлунг смотрела на него не мигая, будто видела впервые, но вот она отвела взгляд и окинула быстрым взглядом постройки двора, словно выискивала перемены, произошедшие в Торинграде за этот солнцеворот.

— Приветствую, вас в Торинграде, — громко сказал Торин.

— Здравствуй, Торин, — ответил ему Фарлаф, следом за ним приветствия недружным хором повторили все остальные.

Князья Торин, Фарлаф, Карн и княжич Рулаф, вместе с гриднями [89] прошли в гридницу, где были накрыты столы, держать совет. Княгиня Марфа расстаралась, как обычно, несмотря на нехватку времени, гостей принимали должным образом. Белоснежные льняные скатерти покрывали длинный стол, на котором дымились различные яства, стояли кубки с брагой. Но мужчины не притронулись ни к еде, ни к питью, они выжидающе смотрели друг на друга. Каждый боялся начать этот тяжелый разговор. Наконец, князь Фарлаф молвил:

— Ну, что, друг мой Торин, вот и настали черные для нас с тобой времена.

— Настали, — подтвердил Торин.