Ветер вересковых пустошей

Ночами, перебирая его короткие седые волосы, Прекраса задавалась вопросами: кто он, откуда, как попал он в дружину князя Торина? Но вслух их задать боялась. Слишком хрупко всё было между ними, слишком боязно ей было снова поверить в счастье и открыть свое сердце. А Даг ревновал Прекрасу к каждому хирдманну, к времени, что проводит она без него, и это льстило Прекрасе, подсказывало, что она не безразлична Дагу.

Прекраса иногда помимо воли вспоминала Рулафа, их любовь, их встречи, то лето, что навсегда изменило её жизнь. Но, сопоставляя этих двоих мужчин, она понимала, что сравнение всегда в пользу Дага. Он был воином, сильным, смелым и повидавшим многое, а Рулаф — мальчишкой, что впервые вкусил вкус любви.

Думы эти настолько увлекли Прекрасу, что она не заметила, как в ткацкую вошел Даг. Остановившись на пороге, мужчина с ненавистью смотрел на склоненную голову Прекрасы, на золотые волосы, рассыпавшиеся по округлым плечам.

— Ах ты, сучка пса шелудивого! — вскричал он.

Прекраса от неожиданности выронила веретено и шерсть из рук.

— Даг… — пролепетала она.

— Думала, что я не узнаю? — грозно спросил он.

— О чем? — удивленно глядя на него, спросила она.

— Олаф ищет тебе мужа, среди лучших из своих хирдманнов, перебирает вместе со Свенном окружение конунга Ингельда, выбирая тебе суженного, — глядя на неё сверху вниз, ответил Даг.

— Зачем? — потрясенно спросила она.

— Как зачем? Ты же попросила свою сестрицу найти тебе достойного мужа. Эко вы спелись! При живом-то отце и смотреть друг на друга не хотели, а теперь гляди какие подруги стали! — с издевкой сказал Даг.

— Я не о чем не просила Горлунг, — возразила Прекраса.

— Так я тебе и поверил, — фыркнул Даг, — не понимаешь ты, девка, доброго обращения. Ты — моя добыча, моя наложница и никто не смеет тобой распоряжаться, лишь я. Захочу и на цепь посажу, как рабу последнюю.

— Ты посадишь меня на цепь? — переспросила Прекраса. — Но за что? Я ничего не делала.

Слезы крупными каплями потекли по её щекам, она размазывала их руками по лицу и твердила:

— Не надо на цепь, Даг, ну, прошу тебя не надо, нельзя меня на цепь….

— Прекрати выть, — резко бросил Даг.

— Я не просила Горлунг, не просила, не надо на цепь, — глотая слезы, твердила Прекраса.

— А кто просил тогда? — хмуро спросил Даг.

— Не я, клянусь самой Ладой, не я.

Даг, посмотрев на её заплаканное лицо, впервые подумал, что, может быть, Прекраса действительно не затевала всего этого. Видимо, это все происки Горлунг, ну и дрянь же она! Неспроста её князь Торин сторонился, видимо, знал о черном сердце дочери старшей.

Взгляд Дага опять упал на Прекрасу, на её заплаканное раскрасневшееся лицо, вздрагивающие плечи. Странно, но Даг прикипел душой к этой плаксивой девчонке, что некогда заливалась колокольчиком в Торинграде, услышав любую шутку. Нынче Прекраса смеялась редко, лишь улыбалась иногда, глядя на него. И так тепло у Дага становилось на душе от её улыбки, что и не жалел он более о том, что она с ним.

— Ладно, не реви, — молвил Даг — не ты, так не ты.

Прекраса, улыбнувшись ему сквозь слезы, хотела подойти к нему, но, запнувшись о шерсть, что пряла до прихода Дага, покачнувшись упала на пол. Даг подхватил её и помог встать на ноги. Прижавшись к его сильному плечу, Прекраса тихо сказала:

— Не могла я, Даг, просить, чтобы мне мужа нашли. Я же кроме тебя никого не вижу. Да и не возьмет меня теперь никто в жены.

— Это почему еще? — спросил Даг.

— Кто же возьмет в жены бабу, что под сердцем носит ношу? — прошептала ему в плечо она.

— Ты в непраздности? — спросил он, не веря своим ушам.

Прекраса лишь кивнула в ответ, не смея поднять глаза на Дага, который держал её теперь крепко-крепко, словно боялся, что она убежит.

— Ты не врешь? — не веря ей, спросил он.

Прекраса отрицательно покачала головой, с тревогой глядя на лицо Дага, ища признаки недовольства. Но Даг лишь скупо улыбнулся и поцеловал Прекрасу, а душу его затопила теплая волна довольства.

* * *

Прекраса нашла Горлунг в общем зале, та стояла возле очага и заставляла одну из рабынь снимать нагар с камней. Вторая рабыня железным скребком чистила стол, третья держала в руках свежую льняную скатерть, которой хотела застелить чистый стол.

Горлунг не заметила сестры, она зорко наблюдала за рабынями, стараясь не упустить ни одной мелочи в их работе. Она получила необыкновенное удовольствие, заставляя рабынь переделывать плохо исполненное указание.

— Как ты могла заставить Олафа искать мне мужа? — хмуро спросила Прекраса.

— Так и могла, — оборачиваясь на голос сестры, отрезала Горлунг.

— Но мне никто не нужен, — разведя руками, словно отгоняя мух, сказал Прекраса, немного сбитая с толку тем, что Горлунг не отрицает своей вины.

— Да, кроме твоего хирдманна, — закончила за неё Горлунг, — я это уже слышала. Но, Прекраса, — ты дочь князя. Он не пара тебе. Как можно быть такой глупой?

— Какого князя? Нет больше ни отца, ни Торинграда. Последнюю зиму я жила хуже, чем рабыни в Утгарде. Я же рассказывала тебе, Горлунг, — запальчиво сказала Прекраса.