Ветер вересковых пустошей

— Ну, и что? — дернув плечом, спросила Горлунг, — ты по крови выше этого своего хирдманна.

— Выше, ниже — это всё ерунда. Если бы не он, то меня уже и в живых то не было, — резко ответила Прекраса.

— Боги распорядились так, чтобы ты жила. И я не позволю тебе жить так, как ты живешь теперь. Ты рождена для иной жизни, Прекраса, не для того, чтобы быть наложницей хирдманна, — спокойно возразила Горлунг.

— Горлунг, ты, словно не слышишь меня, — покачав головой, сказала Прекраса, — Я счастлива с Дагом. Я жду от него ребенка.

— Что? Повтори, — отрывисто сказала Горлунг.

— Я в непраздности, — сказала Прекраса.

Горлунг нечего было ответить на это, такого она не ожидала. Оглядывая Прекрасу с головы до ног, она задержала взгляд на животе сестры, словно прикидывая в уме, можно ли будет выдать ребенка Дага за дитя другого, того, кто будет достойным Прекрасы.

— Я запрещаю тебе, Горлунг, мешать мне жить счастливо, — сказала Прекраса.

— Запрещаешь? — сузив глаза, спросила Горлунг, в тоне её явственно слышалась угроза.

— Да, — с нажимом ответила Прекраса.

— Если я захочу, то ты вместе со своим Дагом пойдешь прочь из Утгарда, скитаться по Норэйг, — усмехнувшись, ответила Горлунг.

— Зато мы будем вместе, — опустив голову, ответила Прекраса.

На это Горлунг возразить было нечего, грустно покачав головой, она ушла в свой покой. А Прекраса, еще не до конца осознавая свою первую победу над сестрой, тяжко вздохнула. Решая, собирать им с Дагом вещи или подождать вечерней трапезы, она медленно пошла рассказать обо всем Дагу.

Опасения Прекрасы были напрасными, из Утгарда их с Дагом не выгнали. А спустя несколько дней, по указанию Олафа, состоялся брачный пир Прекрасы и Дага.

ГЛАВА 40

Олаф, закинув руки за голову, смотрел на желтоватые отблески очага на потолке своей одрины. Из его головы не шло несчастное выражение лица Горлунг на брачном пиру Дага и Прекрасы. Столько зависти было в глазах Горлунг, затаенной боли, обиды, что ему было не по себе, разве оскорбил он её чем-нибудь? Странная она женщина, непонятная. Но каким-то пугающей силы притяжением его влекло к Горлунг. Чем она так его привлекала? Олаф не знал ответа на этот вопрос, но жизнь рядом с дочерью Торина разительно отличалась от прежней его жизни.

Олаф вспомнил тот день, когда увидел Горлунг впервые, её сосредоточенное лицо, когда она осматривала его рану. В его памяти всплывали один за другим мгновения, что проводил он в самых холодных покоях Торинграда, когда Горлунг перевязывала ему руку. Как он ждал этих коротких встреч, когда Горлунг даже не смотрела на него лишний раз, её холодные глаза скользили по нему, словно не видя. Да что таиться, и сейчас бывало, что Горлунг смотрела вдаль так печально, что сердце рвалось от жалости к ней, и в то же время, в такие мгновения Олафу хотелось стереть с её лица эту тоску силой, заставить Горлунг быть счастливой. Но как ни печально, невозможно заставить её радоваться, только великому Одину это под силу, а он лишь простой воин.

Потом Олаф вспомнил неуверенное выражение лица Горлунг, когда она предложила прочесть его будущее на рунах, так словно она не знала, стоит ли ему открывать свой дар, достоин ли он этого. Испуганное лицо Горлунг, когда он звал её в Утгард. Ведь не поехала она с ним тогда, осталась в Торинграде. Может, увези он Горлунг силой, и было бы всё иначе, проще и легче. Но она стала женой Карна. Ревновал ли Олаф к Карну? Нет, но сама мысль, что он не единственный, что был кто-то другой, была Олафу неприятна. Если же Карн владел телом Горлунг, то тот светловолосый славян держал в охапке её душу и не отпускал ни пяди её. Душа, помыслы, любовь Горлунг — всё досталось тому, кто погиб от руки Дага, жаль, что Олаф сам не мог убить Яромира. Как же Олаф ненавидел этого Яромира! Почему Олаф не может изгнать его навсегда из сердца этой женщины?

Олафу вспомнились полные боли черные глаза Горлунг в день тризны по князю Торину, что смотрели за последним вздохом проклятого Яромира. За что она его так любила? Олафу никогда, видно, этого не понять, как и не уразуметь очень многого, что связывало его с этой женщиной.

Сколько всего они пережили, пока боги не соединили их! И сколько еще им предстоит пережить. Горлунг хотела стать его женой, Олаф видел это, чувствовал, но кто-то словно шептал ему в ухо о том, что этот супружеский союз не будет счастливым. Но разве несчастлив он с ней сейчас? Счастлив, твердо решил про себя Олаф. Хотя жизнь с Горлунг и не такая, как он представлял себе.

Закрыв глаза, Олаф увидел другую женщину, белокурую, зеленоглазую, покорную. Его Гуннхильд, только его, ему принадлежало и тело, и душа покойной жены. Олаф, словно перенесся в прошлое, когда он совсем еще юный впервые увидел Гуннхильд. Как она очаровала его своей нежной красотой, лаской, трепетом. Олаф вспомнил, как в первый год жизни в супружестве они с Гуннхильд ждали зиму и бегали по сугробам, смеясь и горланя песни. Почему же Горлунг затмила его жену? Ведь бывшая княжна Торинграда не отличалась ни красотой, ни веселым, легким нравом.