Ветер военных лет

Я закрыл глаза, и, прежде чем сон бросил меня в черное освежающее небытие, как всегда, в голове хороводом закружились обрывки дневных впечатлений, поплыли лица виденных днем красноармейцев и офицеров. На мгновение мелькнула мысль, что уж больно гладко сложилось все сегодня. За свою тогда еще короткую, но богатую событиями жизнь я успел сделать наблюдение, что стоит тебе порадоваться, как все-де хорошо и благополучно, как вдруг обязательно свалится на голову какая-нибудь совершенно неожиданная неприятность. С этой мыслью я и заснул.

Среди ночи я проснулся от беспорядочной, но интенсивной стрельбы и, натягивая сапоги, сказал сам себе в ответ на ту, последнюю перед сном, мысль:

— Ну вот! Пожалуйста, получай!

— Что вы сказали? — переспросил капитан Скляров.

— Говорю: что за черт там лупит из автоматов во весь дух! Как думаешь?

— Трудно сказать. Надо полагать, не наши. Фашисты, должно быть.

— Это ты прав, должно быть, фашисты. Но откуда их принесло и сколько их?

Судя по характеру стрельбы, напавших на нас было немного. Вероятнее всего, это пробивалась к своим, на противоположную сторону Одера, какая-либо из отставших групп противника, не сумевшая даже отступать в том темпе, который мы поддерживали при наступлении.

Красноармейцы из взвода охраны заняли оборону. Мы со Скляровым поднялись на чердак, открыли окошко. За ним плавала тяжелая, влажная темнота, навалившаяся на заснеженную поляну, которая окружала наш домик. Глаза долго не могли привыкнуть к темноте. Постепенно из нее начали проступать смутные силуэты отдельных деревьев и кустов, разбросанных тут и там. Стреляли по-прежнему беспорядочно и не густо. Стрелявшие явно располагались по дуге, с противоположной от Одера стороны.

Я всматривался в слабо проступающие тени, метавшиеся между деревьями, и пытался разгадать намерения противника. Создавалось впечатление, что штурмовать нас немцы не собираются и, возможно, сами не рады, что наткнулись на наш наблюдательный пункт, так как мы оказались препятствием на их пути к Одеру.

Однако шел час за часом, а перестрелка продолжалась. Все, кто находился в нашем домике, превратились в рядовых красноармейцев и отстреливались от гитлеровцев, то обтекавших нашу «крепость» и нападавших со всех сторон, то вдруг открывавших довольно сильный огонь почти из одной точки.

К утру стрельба стала затихать, и вялый рассвет открыл нашим глазам истоптанную поляну с кучками стреляных гильз почти у каждого дерева. Трудно было сказать, куда делись немцы: вернулись ли туда, откуда пришли, или выбрались на берег Одера. Да, признаться, мы не очень и задумывались над этим. Бродячих, отбившихся от своих и фактически оставшихся в нашем тылу групп гитлеровцев было более чем достаточно, и столкновения с ними происходили чуть ли не каждый день.

Утомленный ночным боем, я лег, когда уже стало совсем светло, чтобы поспать хоть два-три часа.

Должно быть, я проснулся от скрипа половиц. У дверей нерешительно топтался капитан Скляров.

— В чем дело? — спросил я, неохотно садясь на постели. — Случилось что-нибудь?

— Да нет, товарищ генерал. Ничего не случилось, — сипловатым голосом ответил Скляров. Видимо, он тоже только что проснулся. — Просто спрашивают тут вас.

— Кто спрашивает?

— Полковник авиации. Фамилию не сказал.

— Проси подождать. Я сейчас.

Одевшись, я вышел в соседнюю комнату. Навстречу мне поднялся плотный, широкоплечий летчик в комбинезоне поверх кожаной летной куртки. Лицо простое, открытое, мужественное и — встревоженное.

— Командир истребительной дивизии полковник Покрышкин, — представился гость.

Он представился так быстро и решительно, что я не успел узнать прославленного летчика. Правда, мы никогда ранее не встречались, но уже вся страна знала о беспримерном мужестве и геройстве талантливого летчика и авиационного командира, трижды удостоенного звания Героя Советского Союза, Александра Ивановича Покрышкина. По лицу полковника, расстроенному и утомленному, я решил, что случилась какая-нибудь беда, и поспешил спросить:

— Чем могу быть полезным, товарищ Покрышкин?

— Туман! — Покрышкин кивнул на окно. — Вы видели этот проклятый туман?

Я посмотрел в окно. За ним действительно стояла белесая пелена.

— Честно говоря, тут, кроме господа бога, вам никто не поможет, улыбнулся я.

— Ну вот, шутите! А мне совсем не до шуток! Мои аэродромы километрах в ста пятидесяти отсюда, связи нет, видимости нет. Болтаюсь всю ночь вдоль переднего края. Да и в расположении противника в этом проклятом тумане разобраться невозможно.

От всего, что говорил Покрышкин, веяло таким простодушием, такой искренностью, он был так обеспокоен сложившейся ситуацией, что я мгновенно вошел в его положение и тоже встревожился.

Удивительный человек, думал я, разговаривая с Покрышкиным. Можно сказать, легендарная личность, а не представься он, так и не догадаешься: прост, скромен, приветлив.