Читаем Ветер военных лет полностью

— Сколько, говорите, до этого самого чирковского наблюдательного пункта? — спросил он, немного помолчав.

— Километра два, товарищ маршал, — ответил я, еще не поняв, зачем Конев спрашивает об этом.

— Ну, разворачивайтесь, — решительно сказал командующий. — Поедем к Чиркову, поглядим оттуда, что немцы поделывают.

— Товарищ маршал, — возразил я, — туда вам ехать никак нельзя.

— Это почему же? — саркастически взглянул на меня Конев.

— Как я уже докладывал, это всего метрах в трехстах от переднего края. К тому же место немцами пристрелянное, и они бьют по поселку почти непрерывно.

— Ишь ты, бьют! А генералы уж и испугались!.. Давно ли ты, Бакланов, трусом стал? Что-то раньше за тобой этого не замечалось.

— Товарищ маршал, — говорю, — я не за себя. Я вас туда везти не рискую. Опасно очень. Может быть, лучше на мой наблюдательный пункт поедем?

— Ах, вот оно что! За меня беспокоишься! За меня беспокоиться не надо. Я сам о себе побеспокоюсь. А вот если ты просто-напросто боишься, то так и скажи. Страшно, мол, мне ехать, товарищ командующий. И корпусом командовать страшно. Я тебе тогда быстренько помогу спокойное местечко подыскать.

Вижу, маршал рассердился. А тут еще оказавшийся в числе сопровождающих командующего корреспондент хитро и испытующе из-за маршальского плеча посматривает. Думаю, делать нечего, надо везти, а там видно будет.

В это время еще одна машина подъезжает. Смотрим — командующий нашей армией Алексей Семенович Жадов. Оказывается, меня разыскивает. Я уже говорил, что 42-й корпус в это время вышел из оперативного подчинения армии и подчинялся непосредственно командованию фронта, но Жадов решил все же проехать на мой наблюдательный пункт, посмотреть, как идут дела и что за обстановка на нашем участке.

Поехали все вместе. Предупредить Чиркова по рации успел только уже при въезде в поселок. На большой скорости подлетели к его домишку. Наблюдатели кинулись доложить Чиркову, что большое начальство на одиннадцати «виллисах» пожаловало. А он в это время брился. Так и выскочил нам навстречу, вытирая мыльную пену с невыбритой щеки. Докладывает. Маршал смотрит хмуро, светлые брови к переносью свел, на щеках желваки двигаются. А сопровождающие едва сдерживаются от смеха, до того у генерала Чиркова вид потешный: одна щека выбрита до блеска, а на другой черная щетина шевелится и клочья пены свисают.

Однако Конев насчет странного вида генерала ничего не сказал. Сердито обвел взглядом помещение и резко спросил:

— Где у вас этот самый наблюдательный пункт?

Ему указали на лестницу, ведущую на чердак. Маршал взялся за хлипкие перила. Ступеньки сердито заскрипели под весом его плотного тела.

— Ну, откуда тут немцев посмотреть можно? — обратился к вытянувшемуся по форме офицеру, едва ступив на последнюю ступеньку.

— Вот, пожалуйста, взгляните в стереотрубу, — торопливо ответил офицер.

— «В стереотрубу»… — проворчал Конев. — До противника рукой подать, каких-нибудь триста метров, а они в стереотрубу…

И, отстранив предложенную офицером трубу, маршал прильнул к отверстию, проделанному в черепице.

Только Коневу стали было показывать расположение противника, как начался очередной налет артиллерии. Дававший объяснения офицер замолчал на полуслове. Маршал, слегка отпрянув от смотрового отверстия, стоял с каменным лицом. На чердаке воцарилось гробовое молчание. А снаряды рвутся совсем рядом с домиком: справа, слева, впереди.

Ну, думаю, следующий может прямо сюда пожаловать, место-то пристрелянное. Набрался смелости и, стараясь говорить просто и деловито, обратился к Коневу:

— Товарищ маршал, придется спуститься вниз.

— А что у вас внизу? Бомбоубежище, что ли?

— Бомбоубежище не бомбоубежище, а подвал есть. Все-таки не одна черепица над головой. И тут маршал возмутился:

— Устроили себе курятник какой-то, а не наблюдательный пункт! Сидят как куры на нашесте и от страха дрожат! Зачем забрались сюда, если боитесь? Не знаете, где наблюдательные пункты делать надо? Так хоть не тряситесь теперь, аники-воины.

Однако вниз спустился вместе со всеми.

В подвале пришлось просидеть минут сорок. Сначала Конев продолжал ворчать на нас, а потом уж было не до того. Снаряды рвались один за другим. По грохоту и содроганию земли мы понимали, что бьют прямо по нашему домику. Когда канонада несколько утихла, мы поднялись наверх. Один из снарядов отвалил угол дома, и внутренние помещения смотрелись как сцена из зрительного зала. Другой разорвался сзади дома, во дворе, разбив машину генерала Жадова. При этом были ранены шофер и автоматчик из охраны командарма.

Понимая, что медлить нельзя, все расселись по машинам, водители дали полный газ, и мы вырвались из зоны обстрела. Когда, отъехав на приличное расстояние, машины остановились, командующий фронтом сказал как ни в чем не бывало:

— Ну что, генерал Бакланов, ты, кажется, к себе на наблюдательный пункт приглашал? Он у тебя тоже на курином нашесте?

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии