В иллюминаторе серебристо светилась поверхность Земли.
— Получилось! — шумно выдохнул Макаров. — А ведь получилось, Юрий Алексеевич!
— А ты в благополучный исход не верил, — усмехнулся сидящий справа пилот.
— Честно говоря — нет. — Макаров снял гермошлем, повернулся к товарищу. — Мне казалось, что те, кому положено, уже все просекли. Крепко во мне сидела вера во всемогущество наших спецслужб. Думал, схватят за руку еще на старте. А они не всемогущи. А они ничего не знали!
Гагарин рассмеялся.
— Ну почему не знали, — возразил он. — Те, кому положено, знали. Даже содействие по мере своих возможностей оказали.
— Так это заговор, — понял Макаров.
— Ну зачем такие громкие слова? Просто первый в истории «левый» космический рейс, который спланировали знающие люди. Так будет точнее. Ты готов?
— Так точно, товарищ генерал-лейтенант!
— Давай обойдемся без званий. Дальше будем рулить сами. В этом деле ЦУП нам не помощник. И постарайся быть точным — у тебя должно остаться горючее для того, чтобы добраться до МКС.
— А разве мы не вместе? — удивленно спросил Макаров.
— Дисциплина, — Гагарин хохотнул. — Твой рейс — дорогое удовольствия. Да и на МКС тебя ждут с нетерпением, им ведь очень нужен твой груз.
На «Союз» медленно наползала громоздкая тень «Селены» — детища, выведенного на орбиту еще Королевым незадолго до смерти и доведенного до ума специалистами из «Роскосмоса». По сути дела, «Селена» с последними переделками и изменениями представляла собой боевую базу, но с тем же успехом ее можно было использовать для задуманного в шестидесятые годы полета. Накопленные запасы горючего позволяли.
— Стыковку придется делать вручную, — предупредил Гагарин. — Ты уж постарайся, Володя!
Макаров постарался. Без ложной скромности он мог сказать, что провел этот маневр не хуже автоматики.
Гагарин всплыл над креслом, с удовольствием потянулся в невесомости.
— Ну что? — спросит он. — Пойдем принимать хозяйство?
Глава пятнадцатая
Он проснулся в своей квартире.
Сев на разложенное кресло-диван, долго и непонимающе смотрел на маленького небритого человечка, спавшего в его постели. Человечек спал, уткнув лицо в подушку, из-под одеяла торчала маленькая ножка в черном носке.
Скрябин прошел на кухню. На кухонном столе сохли остатки ночного пиршества — крупно резанные помидоры, селедка с луком, раскрошившиеся желтоватые картофелины с подсохшими боками. Среди продуктов возвышалась полупустая бутылка, рядом с которой лежали оторванные с мясом синие лейтенантские погоны. Скрябин сел за стол, налил в стакан водки, выпил, переждал ожог пищевода и лениво пожевал кусок подвялившейся за ночь селедки, разглядывая погоны, из которых торчали черные нитки.
Как это обычно бывает, он не помнил, чем закончился вчерашний вечер. Вспомнилось, как он с кем-то сидел в обжорке, как потом к ним подсели недавние мучители Скрябина, которые или не узнали его, или рабочий день закончили. И они снова пили, потом плясали на сцене для стриптизеров летку-еньку и ламбаду, потом сидели на набережной, разложив нехитрую закуску и выпивку на парапете.