Ветеран Армагеддона

Черти поволокли своего подопечного дальше. Хвосты у них возбужденно стояли, глаза блестели — если бы не окружающая обстановка да не дергающиеся пятачки, легко было бы их спутать с милиционерами, охраняющими линию скоростного трамвая.

Лютиков долго кружил у входа в Инферно, наконец решился и вошел.

Поначалу ему показалось, что ничего не изменилось.

В огромном вестибюле, покачиваясь, стоял рыжий лохматый черт с налитыми кровью глазами, а вокруг него, размахивая руками и лягаясь копытами, кружилось несколько мелких бесов, из тех, кого и на земле всегда называли с маленькой буквы. Рыжий черт время от времени тяжелым ударом укладывал одного из бесов отдыхать на пол, но остальные были все так же полны дерзкого и хищного азарта и не теряли надежды.

Из глубин доносилась рваная ритмичная музыка. Время от времени в полутьме каменных коридоров что-то разноцветно полыхало.

Лютиков растерянно огляделся по сторонам и увидел старушку. Старушка, разумеется, была рогата и подслеповата, пятачок ее сморщился от прожитых лет, рога обросли каким-то мхом. Старушка, не обращая внимания на дерущихся, ловко и быстро вязала на спицах нечто, напоминающее бурую шкуру — видать, сыночку или внучку гондобила какую-то обнову.

Вот к ней Лютиков и подошел со своим неловким: «Мамаша, не подскажете…»

Чертовка на секунду перестала вязать, вскинула на Лютикова изумленный оранжевый глаз, интересуясь, кто это к ней в сынки набивается, хрюкнула сдержанно-сдавленным смешком и снова обратилась к вязанию.

Тут и Лютиков осознал всю бестактность своего поведения. Ты сначала рогами обзаведись, а потом уже в родственники лезь! Но иного обращения к вяжущей старушенции Лютиков и придумать не мог. Называть ее сударыней было глупо, мадам — тоже выглядело как-то дико, а уж привычных Лютикову земных обращений лучше вообще было не употреблять.

Надо сказать, что сложности эти не надуманы.

Не придумали мы в России обращения к женщине независимо от ее возраста. Вот и обращаемся в гастрономе к сорокалетней дебелой даме: «Девушка, взвесьте мне во-он тот кусочек сыру!» Продавщице, естественно, лестно, что ее за девушку держат, но сам ты всегда испытываешь чувство неловкости. А в самом деле, ну как еще ее назвать? Гражданкой? Все мы граждане нашей великой страны, но тут ведь человек на своем рабочем месте находится. Это милиционер ей может сказать: «Гражданка Семенова, почему вы обвесили покупателя на сорок семь граммов?». И тут же акт на нее составить. Госпожой твоей эта продавщица не является, для сударыни личиком не вышла, мадам ее тоже не назовешь, за такое обращение можно и селедкой по физиономии схлопотать. И за неосторожно оброненное обращение «дамочка» тоже ответишь.

Можно, конечно, разбежаться с фамильярным: «Цыпочка, ласточка, кинь-ка на весы вон тот кусочек колбаски, да попластай потоньше — меня мужики в беседке ждут!» Так ведь и тут еще непонятно, на кого нарвешься и чем это тебе будет грозить. Вполне вероятно, что у продавщицы муж тоже по беседкам сидит. А какой женщине это нравится?

Вот такие же муки сейчас испытал и Лютиков, прикидывая, как ему повежливее обратиться к инфернальной старушке.

Неловко запинаясь, Владимир Алексеевич принялся излагать старой чертовке суть своей просьбы. Движение спиц постепенно замедлялось, наконец старушка отложила вязание в сторону.

— Так ты из Рая, милок? — с видимым отвращением спросила она. — Другого бы я так наладила, но коли ты нашего Егоршу ищешь… Иди, родимый, как раз он сейчас в бар «За Ахероном» направился. Беги, милок, может, ты его там и застанешь, пропади ты пропадом, праведная душа!

Глава двадцать третья

В баре царил полумрак и негромко играла музыка. Поль Мориа всегда нравился Лютикову. Он огляделся по сторонам, но Кердьегора не было видно.

Вообще для Лютикова все бесы были на одну морду. Как азиаты для европейца. В таких случаях лучше всего спросить кого-то. Лютиков так и поступил. Он направился к стойке, стараясь держаться уверенно и беззаботно.

Спросить о Кердьегоре он не успел.

Стоявшая за стойкой чертовка с рыжими волосами и стройненькой фигурой повернулась к нему, ослепительно сверкнула милыми, немного выступающими клычками и весело вскричала: «Хай!»

Тут и Лютиков ее узнал.

Жанной ее звали, в прошлое посещение Инферно было у нее желание потанцевать с поэтом, но муза Нинель этому воспротивилась. Еще и напугала Владимира Алексеевича разными страшными историями о том, что иной раз происходит с заблудшими душами в Аду.

— Здравствуйте, Жанна, — сказал с некоторым облегчением Лютиков. Хоть и была эта самая Жанна существом чуждого ему мира, но все-таки знакомым. Так обычно бывает в темном жутком подземелье, когда подспудно ожидаешь чудовища, а видишь обычного убийцу с молотком в руке. Да и миленькая она все-таки была, несмотря на ее рожки и небольшие клыки.

— Ты не меня ищешь? — кокетливо заулыбалась случайная знакомая.

— Вообще-то я ищу беса одного, — сказал Лютиков. — Кердьегором его зовут. Но я рад вас видеть, Жанночка.