Ветеран Армагеддона

Закончив свою тираду, гость не забыл лихо опрокинуть рюмку коньяка, еще раз ненавистно оглядел хозяина дома и вышел, с нарочитой силой захлопывая за собой дверь.

Некоторое время Лютиков сидел молча.

Да, нешуточные страсти бушевали в Раю, совсем они не уступали земным страстям, а может быть, по накалу своему и превосходили их!

Однако его знакомство с обитателями поэтической обители визитом православного поэта не закончились.

Прошло совсем немного времени, и в дверь вновь постучали. Но если стук Кроликова-Зарницкого был довольно-таки деликатным, то этот стук был скорее требовательным. Так обычно стучат люди облеченные властью, в полной уверенности, что отказать им никак нельзя.

Лютиков и не отказал.

— Войдите, — крикнул он. — Открыто!

На этот раз в дом вошел человек, чья внешность была полностью противоположной внешности первого визитера. Во-первых, этот человек был приземист, плечист и довольно тучен. Во-вторых, он был чисто выбрит, даже лысина его, казалось, испускала солнечные зайчики. В-третьих, человек этот имел властное лицо, глядя на которое можно было смело сказать, что визитер этот имеет право казнить и миловать обитателей коттеджей, и правом этим он намерен пользоваться в полной мере. Наконец, вошедший носил густые черные усы, совершенно скрывающие его рот и делающие похожим человека на моржа, поэтому слова, которые он произнес, показались в первый момент Лютикову невнятными.

— Сланский, — представился вошедший. — Староста этой смиренной обители.

Лютиков открыл рот, чтобы представиться, но Сланский предупредил его категорическим взмахом руки.

— Вас я знаю, — сказал он. — Мне уже доложили. Не знаю, Владимир Алексеевич, поздравлять мне вас с прибытием к нам или выразить соболезнования по поводу смерти. В конце концов, все зависит от вашей личной точки зрения на собственную кончину.

Не спрашивая разрешения, он прошел в комнату, сел за стол, неодобрительно посмотрел на рюмки и початые бутылки, покрутил бритой головой и сказал:

— Собственно, я вот по какому вопросу, Владимир Алексеевич… Человек вы у нас, ясное дело, новый, порядков местных, ясное дело, не знаете. Так вот, что я хотел вам сказать… Коллектив у нас здесь не особо большой, но многонациональный, даже русскоязычные, ясное дело, из других республик к нам прибывают. Так вот, не хотелось бы, чтобы у нас какие-либо конфликты искусственно раздувались. Мы, ясное дело, за этим особо следим. Вы у нас новенький, еще не все понимаете, я вас попрошу, пока, ясное дело, вы не обживетесь, постараться не допускать… э-э-э… скажем так, незрелых высказываний. Сами понимаете, одно дело, когда сигнал поступит ко мне, я еще рассматривать буду, кто в ситуации прав, а кто, ясное дело, виноват. Но весь ужас в том, что сигнализировать могут помимо меня! — Толстый палец Сланского ткнул в потолок, и по выражению полного лица хозяина пальца сразу было видно, кого именно Сланский имеет в виду. — Так вот, хочу вас предупредить, там особо разбираться не любят. Лупанут молнией, испепелят, ясное дело, а мне потом отписываться придется. И ведь что главное? С одной стороны, придется объясняться, почему допустил, а с другой — ясное дело, будут спрашивать, почему не уберег. Так что, сразу хотелось бы вас предупредить, не ставьте меня в неловкое положение, я ведь хоть и много чего могу, но человек-то по сути дела подневольный. Вы меня понимаете?

— Признаться, не очень, — растерянно пробормотал Лютиков.

— Да я о Кроликове! — воскликнул староста обители. — Наш житель, но, ясное дело, со странностями, масонов боится, себя почему-то православным считает, хотя это он Кроликов по паспорту, бабушкину фамилию ему дали. По матери он, ясное дело, Фогельсон, а по отцу и вовсе Добужинский. А вот втемяшилось мужику в голову. Он человек неуживчивый, он меня третий месяц донимает, все в Чистилище жалобы пишет, хорошо подписывает их по привычке как Доброжелатель или Верная Рука, а там на анонимки, ясное дело, давно никто внимания не обращает, еще как Сам приказал анонимки не разбирать… Но ведь и надоесть им может, верно, Владимир Алексеевич? Это я к тому, чтобы вы на нашего Эдуарда Зарницкого внимания не обращали. Он, когда с ним, ясное дело, в пререкания не вступают, милейший человек! А что до мечтаний высоких, ну метит человек в демиурги, так ведь, ясное дело, он в демиурги никогда не попадет, блажь это все, парение бесплодное! Теперь понятно?