Ветерок

Он был просто не способен понять, чем этот день так уж отличается от других. Он не обращал внимания на ветерки и перемену погоды или считал, что все это в порядке вещей и тут, собственно говоря, нечего отмечать. Дай ему волю, он и сегодня проработал бы до самого вечера, подкрепляясь прямо за столом из пластикового лоточка, а после бегом кинулся бы встречать ее у кинотеатра, чтобы посмотреть вместе продолжение сиквела. Вернувшись домой, он свалился бы на кровать, словно все сегодняшние приключения измотали его до этого упоительного полуобморока. Она хотела быть другой, меняться к лучшему, но Джея полностью устраивала его нынешняя ограниченная личность.

Она приняла ряд ошибочных решений и теперь проследила эту цепочку в обратную сторону до самого начала. Дело было не в отказе от сэндвичей и не в том, что они сели на метро и поехали в Манхэттен в неудачный час. Не в том, что она покинула бриг, где обрела хрупкую гармонию с этим днем, и не в том, что по глупости разрушила эту гармонию в надежде добиться чего-то большего. Все началось с того, что она попросила его пораньше вернуться с работы. Именно это потянуло за собой все остальное.

— Чего ты? — спросил он.

Она чуть было ему не призналась. Она подавила свой страх и уже готова была выложить ему все, но вместо этого сказала:

— Спасибо, что согласился понести одеяло.

Он посмотрел на одеяло у себя в руках.

— Пожалуйста, — сказал он.

К тому времени как они нашли еду и добрались до парка, лужайки между деревьями уже накрыла тень. Когда они раскладывали продукты на одеяле, она еще смутно различала, что это он, но когда подошла пора сворачиваться, стало так темно, что его можно было принять за кого угодно.

Молли подняла взгляд среди общего смеха, когда Сара поспешно лавировала между дальними столиками. Потом она исчезла за ржавой железной шпалерой с гирляндами лампочек, которая служила оградой этому пивному бару на открытом воздухе.

— Джей? — сказала Молли.

Когда он догнал ее, она уже миновала целый квартал.

— Эй! — крикнул он. — Погоди!

— Все кончено! — вырвалось у нее. — Это конец!

— Что кончено? — спросил он, пытаясь ее удержать. — Да стой же ты! Стой!

Она перестала сопротивляться, прижалась к нему лбом и зарыдала. Ее слезы промочили ему рубашку. Заинтригованные картиной пожара в чужой жизни, прохожие огибали их и оборачивались посмотреть.

— Весна, — сказала она.

— Кончена? — Он отстранил ее от груди и взглянул на нее. — Сара, — сказал он, — весна только началась.

Он ошибался. Весна была лишь мгновеньем и пронеслась мимо, как тот ветерок. Затем обрушилось лето, жаркое и удушливое, как автомобильный выхлоп, а она знала, что не вынесет еще одного лета в городе. За ним наступит другое короткое мгновенье, когда листья поменяют цвет, а потом вновь начнется зима, бесконечная зима, и так она будет терпеть один мучительный сезон за другим, растрачивая время впустую, пока не грянет последний роковой час, к которому она, само собой, не успеет подготовиться.

— Скажи мне, что понимаешь, — взмолилась она. — Прошу тебя, Джей, скажи, что понимаешь. — Она помотала головой и снова уткнулась ему в грудь. — Мне страшно, жутко, — сказала она.

— Да что стряслось-то? — спросил он. — Какая муха тебя укусила?

— Что мы делаем? Ради чего мы сюда пришли?

— Куда?

— Что еще мы могли бы сделать?

— Ну, мы много чего сделали, — сказал он. — Сходили на пикник, теперь сидим с друзьями. С чего ты вдруг так расстроилась?

— Может, я зря делаю то, что делаю? — спросила она. — Или зря не делаю того, чего не делаю?

— О чем вообще разговор? — спросил он.

Она отказалась продолжать посиделки в пивной. И его тоже попросила уйти. Он распрощался с друзьями и заверил их, что все в порядке. Потом вернулся на тот угол, где оставил ее. Но она уехала на такси в Бруклин. Она собрала кое-что дома — свои таблетки, туалетные принадлежности — и часом позже уже сидела в квартире у Молли, опять заливаясь слезами.

Официантка подошла к ним в баре и проводила за столик в ресторане. Здания Пятьдесят девятой улицы вздымались за окном последними утесами делового центра; деревья Центрального парка отражались в их синих зеркальных поверхностях.

Ночь быстро высасывала из деревьев зеленое. Минуту спустя тьма точно сшила их вместе, и они стали единым целым. Желтые такси потеряли цвет и превратились в плывущие над землей огоньки. Все эти таинственные силуэты, тени, которые они подбирают и высаживают на обочине, — неужели им в этот час достается нечто драгоценное, упрямо ускользающее от нее? Она должна была что-то сделать.

— Джей, — сказала она, — знаешь, что я всегда хотела сделать в парке?

Он рассеянно ковырял этикетку на бутылке с пивом.

— Что?

— Наклонись, — попросила она. — Я шепотом скажу.

Официантка так и не вызволила их из тесноты бара. Они выпили на посошок и ушли. На улице, в тени парковой ограды, он спросил:

— Как насчет поужинать?

— Ага, — ответила она.

— Да или нет?

— Я сказала «ага».

— Где-нибудь здесь или поедем вниз?

— Все равно.