Ветка сакуры

Факт этот вовсе не единичный. Молодой писатель Кендзабуро Оя поднял так называемую «проблему семнадцатилетних»: можно ли допускать, чтобы правые вкладывали нож в руки подростков, подбивали несовершеннолетних на осуществление террористических актов? Ведь именно одним из семнадцатилетних был убит председатель социалистической партии Асанума.

Едва, однако, слова Кендзабуро Оя были напечатаны, как журналу пришлось приносить за это публичные извинения.

– Вы, может быть, думаете, что подобные репрессии угрожают лишь произведениям, которые так или иначе направлены против существующего строя или содержат какие-то радикальные идеи? – с жаром вступил в разговор драматург. – Ничего подобного! Удар направлен против самых основ искусства, против его гуманистической сердцевины.

Собеседник привел в пример историю со спектаклем «Единственный сын».

И телевизионная компания, и крупная электротехническая фирма «Тосиба», которая согласилась закупить передачу как фон для своей рекламы, одобрили текст, представленный драматургами Секи и Тарада. Приступили к постановке и съемкам. Спектакль уже был готов к передаче в эфир, когда «Тосиба» неожиданно и без объяснений причин отказалась от данного ею слова. Прошел лишь слух, что за этим стоят какие-то весьма влиятельные круги. Что же могло не понравиться им в пьесе?

В центре спектакля «Единственный сын» – судьба семнадцатилетнего юноши, который оказался на ответственном перекрестке при выборе жизненного пути. Его тянет к технике, к машинам. Но поступить в институт нелегко, а еще труднее сразу учиться и зарабатывать себе на жизнь. Приятель предлагает: не пойти ли в военное училище? Будешь жить на всем готовом, да к тому же получать такое же техническое образование. А дальше видно будет…

Отец, к которому юноша обращается за советом, воспринимает этот наивный, сугубо практический расчет как возвышенный долг памяти старшего брата, погибшего на войне в числе камикадзе – летчиков-смертников.

Но тут вдруг раздается голос всегда тихой и кроткой матери. Нет! Она скорее умрет, чем согласится увидеть и второго сына в военной форме. Старшему тоже было семнадцать, когда она проводила его в первый и последний боевой вылет…

Семья, показанная в пьесе, подчеркнуто далека от политики. Но вспыхнувший в ней спор наводит на раздумья о судьбах послевоенного поколения.

– Для ответа на вопрос, что и как стесняет у нас свободу творчества, мало перечислить запретные темы, – задумчиво произнес кинорежиссер. – Кроме формального права сказать свое слово в искусстве, нужно, чтобы это слово было услышано, дошло до сердец. Вам могут и не затыкать рта. Но какой толк, если ваш голос будет для окружающих беззвучным шевелением губ? Бентен, – он кивнул головой в сторону изображения на стене, – носит лютню еще с тех времен, когда сказители бродили по дорогам: собрал толпу – сочиняй и пой. Но кто расслышит звуки струн в грохоте современной цивилизации? Теперь между тем, кто творит, и теми, для кого творят, всегда есть некое промежуточное звено. Надо, чтобы книга была издана, фильм снят, телевизионный спектакль прошел в эфир. И вот это-то звено вырвано из нежных рук Бентен. Его заграбастал бородач Дайкоку. Так и стала свобода творчества тонкой былинкой, которая хиреет в зарослях чертополоха, имя которому – свобода коммерции.

Расставаясь с моими собеседниками, я бросил прощальный взгляд на Бентен. Ее глаза были печальны. Нет, не легко покровительнице искусств терпеть деспотию бородатого бога наживы!

Дзимму верхом на коне

Наряду с современным в Японии продолжает бытовать и традиционное летосчисление. С ним пусть нечасто, но сталкиваешься, и в нем почти неизбежно путаешься.

В самой системе вроде бы нет ничего сложного: счет годам ведется по эрам правления и возобновляется заново, как только очередной наследник вступает на престол. Пока правил дед нынешнего императора, шла эра Мэйдзи, потом – эра Тайсе, а теперь идет эра Сева, сто двадцать четвертого потомка основателя династии.

Труднее всего приходится японским школьникам, которые должны заучивать наиболее важные даты отечественной истории в старом летосчислении. Ведь чтобы ориентироваться в хронологии, надо помнить последовательность ста двадцати четырех эр правления, продолжительность которых неодинакова.

В повседневной жизни пересчет выглядит проще. Если на фотопленке указан срок годности до 45-го года, имеется в виду 1970-й. Когда японские спортсмены говорят о рекордах 39-го года, речь идет о Токийской олимпиаде 1964-го. Упоминания о бурных демонстрациях 35-го года подразумевают борьбу против ратификации «договора безопасности» в 1960-м.

По аналогии напрашивается вывод, что первым годом эры Сева должен вроде бы быть 1926-й. В хронологических таблицах он значится, однако, как последний год эры Тайсе. Дело в том, что отец нынешнего императора умер 25 декабря 1926 года. Назавтра началась новая эра правления, но ее первый календарный год продолжался меньше недели, ибо с 1 января 1927 года пошел… второй год эры Сева.