Ветхий дворец

- А после этого? Какие обязанности это налагает? Извини, если вопрос неприличный, но - что ты делаешь для королевства?

- Иногда меня зовут, чтобы изучить знаки и сделать предсказание, которое поможет королю избрать верный путь. Иногда я должен противодействовать попыткам других чародеев учинить хаос в нашем королевстве. И я всегда пытаюсь изучить больше о том, как работает мироздание, чтобы сделать наш край безопаснее и более процветающим. Это неплохая жизнь.

- Неплохая, - медленно кивнул Миклош. - Я понимаю.

- Итак, что скажешь?

- Твой вопрос, Шандор, это честь для меня.

Чародей крякнул.

- Я не уверен, - наконец проговорил принц. - Мне нужно время подумать.

- Это хорошо, - Шандор кивнул. - У тебя есть столько времени, сколько потребуется.

Он закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Где-то там, вдали, Миклош ушел.

Позднее днем Шандор зашел к королю в приемную и изложил то, что Миклош сказал насчет Вильмоша.

Ласло кивнул.

- Возможно, мне самому следует сказать ему пару слов. Не повредит.

Ласло поднялся и вышел. Шандор не раздумывая последовал за ним.

Главный чертог, думал Шандор, это зеркало, которое отражает состояние Дворца, и тем самым - всего королевства. Он пустует по утрам, полон по вечерам, а в промежутке народ мигрирует туда-сюда непредсказуемым образом. Разговоры здесь идут полушепотом, когда король гневается, и в полный голос, когда король счастлив. Сейчас зал пустовал, лишь Вильмош в своем особом кресле восседал перед погасшим камином.

- Извини, Вили, - проговорил король.

Вильмош открыл один глаз.

- Да?

Ласло сел. Шандор пристроился рядом. На чародея Вильмош и не взглянул.

- Миклош, мне сказали, говорил с тобой насчет корней в погребе.

- Да.

- Ты уже подумал…

- Я сходил снова посмотреть на них, Лаци.

- И?

Вильмош потупился.

- Я не смог. Прости.

- Почему? Что случилось?

Вильмош помолчал, затем:

- Я пошел туда, и встал посередине, окруженный корнями. Я потянул за один из них, и он крепко держался за землю.

Ласло широко открыл глаза.

- Ты не сумел его выдернуть?

- Нет-нет. Не в этом дело. Когда я там стоял, в середине всего этого, я что-то чувствовал. Я…

- Да?

- Прости, Лаци. Я не слишком хорош со словами. Но там было чувство, что это мое. Что я в безопасности. Но это все равно не так. Не то чтобы я не чувствовал себя в безопасности, но это было… - голос его стих. Он смотрел на брата, словно отчаянно желал, чтобы его поняли.

- Но ты знаешь, что оно несет угрозу всему Дворцу, так ведь? Сама Богиня сказала…

- Знаю, Лаци. Знаю. Но я не смог заставит свои пальцы удержать его или свое плечо надавить на него. Я пытался, Лаци. Правда пытался. Прости.

Ласло встал и похлопал Вильмоша по плечу.

- Все хорошо, Вили. Ты пытался. Это главное.

И вышел из зала, Шандор за ним.

Чародей попытался уместить это в общую схему, зная, что это важно. Однако подобного прежде не случалось.

Миклош был новичком в использовании могущества эльфов, Шандор же отдал этому всю свою жизнь. Оно придавало краски его мыслям, его поступкам и деяниям - даже тем, которые не предполагали прямого использования могущества.

Чтобы воспользоваться могуществом эльфов, нужно знать и понимать строгую беспощадную логику. Мысль должно быть дисциплинированна и тверда, и следовать туда, куда велит воля. Дисциплина - вот то, что кладет предел обладателю могущества, ибо Исток даст столько, сколько попросят.

Но ему есть цена, как для всего на свете.

Он еще помнил, хотя и не так живо, как когда-то, что однажды, впервые, взял могущество так, как берут напиток - не для использования, а просто чтобы взять. Память и опыт могут потускнеть, но никогда не покинут его. Последствия могущества продолжительны, а последствия того, что он держал сущность эльфов в себе, взывая к могуществу снова и снова, оставили на нем свой отпечаток, на том, как он использовал могущество, и следовательно, на всем королевстве.

Дня Шандора образы и формы окружающего его мироздания стали символами - способами выразить свое желание, чтобы превратить их в форму, которую он мог использовать. Менее стойкий давно утратил бы понимание разницы между символом и реальностью, но Шандор отверг этот путь и силой углубил свое понимание.

Тогда он начал видеть все вещи как проявления могущества, и каждое проявление следовало встроить в образы, которыми оперировал его разум. Мир превратился в образы могущества, а события окрасились цветами чувств, которые порождали эти образы. Ошибка, нестыковка, искажение образа отзывались для него почти физической болью.

Однако мир таков, каков он есть, а не таков, каким его представляют, так что искажения образов были неизбежны.

И вот, последний шаг: жизнь Шандора превратилась в поиски способов смотреть на вещи - способов, которые позволили бы ему уместить их в образы, которые он создаст, чтобы управлять ими и изменять как потребуется. Несоответствия уже не причиняли боли, а были лишь вызовом для организованного разума.

Для того, кто желает владеть могуществом эльфов, а не чтобы оно владело им, лучшего способа смотреть на мир быть не может. Но этому, как и всему на свете, есть цена.

Шандор свою цену платил охотно.