Ветхий дворец

Мишка иронически улыбнулся и покачал головой.

- Нет. Граф отбывает к себе домой, дабы начать там приготовления.

- Ясно. Что ж, значит, новых баек для меня не будет?

Кучер внимательно взглянул на него, обветренное лицо на миг стало серьезным.

- Вряд ли ты теперь захочешь слушать байки, мой принц. Если твои лошади довезут тебя до финала твоего пути, уже неплохо. Но кое-что у меня для тебя есть, - добавил он, сунул руку под сидение, извлек бутыль палинки и передал Миклошу.

- Спасибо, Мишка.

Тот кивнул.

- Вспоминай меня. Когда будешь пить.

- В таком случае легкого тебе пути, добрый кучер.

- И тебе, мой гарабонциаш, - улыбнулся Мишка.

Распрощавшись с кучером, Миклош вошел во Дворец. Остановился на миг прямо в дверях, пробежал пальцем по трещине в сложенной из песчаника стене. Ее побелили, причем недавно, но краска не могла скрыть извилистой трещины. В других местах песчаник скорее покрылся выбоинами, нежели трещинами, и неровности стены Миклош видел невооруженным взглядом.

- Что-то не так, мой принц?

Ему потребовалась пара мгновений, чтобы осознать, что это караульный - как там его имя? - у дверей.

- Нет, ничего, Карой, - наконец проговорил он. И добавил: - Если Шандор или король будут меня искать, передашь, что я в своих старых покоях.

Он внимательно наблюдал за реакцией стражника, но тот только кивнул.

- Да, Карой, - сказал Миклош, - прости за руку.

Стражник покраснел, почти сравнявшись цветом лица с форменным мундиром.

Как Миклош и сказал, он пошел в свою старую комнату, отодвинув входную штору. Дерево вновь выросло. Теперь оно касалось трех стен, лишь там, где стояла кровать, осталось немного свободного места. И теперь всюду, где оно касалось стен, листья закруглялись в обратную сторону, словно дерево собиралось с силами перед толчком. Потолок определенно препятствовал ему дальше расти ввысь, однако приглядевшись, Миклош не заметил ничего, что свидетельствовало бы, что дерево испытывает давление.

Он уселся прямо на пол, спиной к стене, и стал смотреть на дерево. Вновь подумал, как бы попытаться рассмотреть в нем красоту - хотя бы чтобы иметь что сказать Бригитте, которую никак не мог выкинуть из головы.

Вмешались, однако, другие мысли. Перемена в Ласло - может ли он теперь доверять ему? Чародей - как быть с его предложением? И еще, то странное ощущение, которое пришло к нему на конюшне, когда он стоял, исполненный Могущества, более живой, нежели когда-либо прежде. Очень странное чувство…

Внезапно он попробовал то, чего никогда ранее не делал. Расслабился, прислонившись к стене, глубоко вздохнул и приоткрыл Тропу. Могущество явилось ему, медленно, как он и желал, но он ничего не стал делать с ним. Просто держал внутри себя и позволил ему расти.

Он ощутил себя сияющим. Тоненькие линии пронизывали его взгляд, он словно парил. Он прервал поток из Истока и сосредоточился на том, чтобы удержать энергию в себе. Осознал, что глаза его закрыты, и открыл их.

Воздух вокруг него мерцал. Целый сонм линий пронизывал комнату - вокруг дерева, из окна, ко входу. Они настоящие или воображаемые? Он понял, что может по собственному желанию видеть их или не видеть, и восторг охватил его. О да, все было связано, теперь он это видел. Видел соединение дерева с полом и понял, что это не неправильность, но необходимость. Да. Все таково, каково оно есть, ибо так должно быть. Степень связи его самого с мирозданием потрясала. И всем этим так просто управлять. Коснись здесь, толкни здесь - не это ли Шандор ему предлагал? Сердце его забилось чаще. Это было неправильно, и он велел ему биться пореже, и хихикнул, когда оно послушалось.

- Эй, кто здесь?

Он поднял взгляд и увидел Бригитту. Она была окутана светом чистейшей зелени и мерцала. Он увидел, что любит ее, и открытие в силе своей почти пронзало болью.

Она странно взглянула на него.

- Ты в порядке?

- Да, - ответил он, обнаружив, что может ответить. Только зачем ей спрашивать? Разве она не видит его так же ясно, как он ее? Нет, разумеется, нет. Но она выделялась так резко, и он увидел, да, она тоже может его полюбить. Она смотрела на него сверху вниз, с удивлением, но зачем она пытается скрыть свои чувства, если каждое шевеление ее членов, каждая морщинка на ее челе, каждое легчайшее движение ее вопиет в его адрес. "Я доверяю тебе, Миклош, - безмолвно говорила она, - и это меня пугает. Я не хочу любить тебя. Это пугает меня еще больше."

Однако даже это было не столь удивительно, как осознание того, что все это она говорила ему - кричала ему - с тех самых пор, как встретила его под дубом. Он был слеп. Почему? Что это значит? Они часть одного мира, одной вселенной, одной жизни. Это важно. Он никогда прежде не понимал, насколько важно. Это…

- Миклош, тебе нужно поспать.

Он смотрел в ее глубокие, глубокие карие глаза. И глядя в них, видел, как они тают, и хотел рассмеяться от истового восторга. Он так важен для нее. Очень, очень важен. Но как он мог дать ей это понять?

- Спи, Миклош.