Ветлужская Правда

Вскоре после объявленной тревоги к булгарцам была приставлена вооруженная охрана, и купцам пришлось провести несколько неприятных минут в горнице, гадая о судьбе своих товарищей. Однако через некоторое время им все-таки позволили к ним присоединиться. На опустевшей улице к этому времени бродили лишь куры да пестрый петух, донельзя довольный тем, что в одиночестве расхаживает по пыльной дороге, не опасаясь, что под хвост ему может прилететь чей-то лыковый лапоть. Немногочисленные бородатые ополченцы стояли лишь на стенах, испытывая остроту своих хмурых взглядов на вышедших из дружинной избы булгарцах.

Ветлужские ратники вывели купцов за тын и препроводили к домам, где расположились их судовые команды. Там тоже было пустынно. Сердце Юсуфа на мгновение дрогнуло, и разыгравшееся воображение показало ему неприглядную картину возможного побоища: окровавленные тела, лежащие на полатях, разбросанные на полу вещи, в которых копаются торжествующие победители. Расположившиеся на отдых люди не смогли бы оказать сопротивление неожиданному нападению, да и отбиваться от него им пришлось бы в одиночестве.

Причина этого была простой и заключалась в том, что купцы пожелали комфортного отдыха для своих людей. В отличие от них, ак-чирмыши наместника булгарской провинции даже не пытались заселяться в такие избы и остались около своих лодей, где вполне вольготно расположились на песчаном мысу под невысоким речным обрывом. Юсуф печально вздохнул, не зная, сожалеть ли ему о содеянном или нет, но в итоге помотал головой, чтобы отогнать непрошеное видение. Все-таки ветлужцы и в более тяжелой ситуации на Оке не стали пользоваться своим преимуществом.

Действительность оказалась немного сложнее: местные мальчишки, до этого постоянно бегающие на посылках у расположившихся на отдых булгарских воинов, что-то проделали с дверьми, и те заклинились в закрытом положении. Около сорока человек оказались в ловушке, отправившись отсыпаться в дом после тяжелого перехода, и теперь лишь дозорные были на свободе, беспечно сгрудившись около костра. Когда купцы приблизились, охрана даже еще не поняла, что ее подопечные заперты внутри глухих срубов. Подумаешь, мальчишки прикрыли дверь, чтобы шум не тревожил покой булгарских ратников!

Ветлужское сопровождение сразу же попросило купцов оставить все как есть: не будить людей, не портить топорами толстые дверные доски, не пытаться выбраться через потолок. Хозяева мотивировали это тем, что тес стоит дорого, а расплачиваться за него придется без всяких скидок. А чтобы это отложилось в умах булгарцев отчетливее, вручили свои самострелы оставшимся на охране мальчишкам. Тем самым, которые до этого что-то делали на холме, вооружившись железными лопатами, потом возводили укрепления, а теперь смотрели на них через узкие бойницы неожиданно выросших заборов. С одной стороны, это был знак доверия – вряд ли юнцы могут сдержать купеческих людей, с другой – без пригляда не оставили.

Все вместе это было на руку торговому братству – оно всегда могло оправдать свое бездействие сложившейся ситуацией. На самом же деле причина его пассивности была самой что ни на есть обыденной: свои шкуры купцам были заведомо дороже, чем все планы бесноватого Масгута. Кроме того, любую прореху в военной силе им пришлось бы заделывать месяцами: для дальних походов голытьбу на весла не наймешь, а надежных людей всегда приходится собирать по зернышку, постоянно отбрасывая шелуху и разлагающиеся экземпляры, способные заразить своей гнильцой остальных членов судовой команды.

Такие рассуждения вкупе с туманным обещанием полусотника, озвученным в последний момент перед расставанием, привели к тому, что Юсуф успокоил своих дозорных, оставил Ильяса рассказывать им о происшедшем, а сам присел к бревенчатой стене. Поскольку шум на пристани слегка затих, ему оставалось лишь отрешенно наблюдать за развитием событий и время от времени бросать подозрительные взгляды на малолетнюю охрану, которая явно ощущала себя не в своей тарелке. Даже за толстыми досками укреплений купец чувствовал, как мурашки ползут по детским спинам, а потные ладони все сильнее сжимают деревянные ложа самострелов. И от этого ему было тоже не по себе: он знал силу этого оружия, а дрожащие руки юнцов вполне могли нажать на спуск в самый неподходящий момент.

Юсуф поймал взглядом выстроившиеся на берегу Ветлуги десятки таких же недорослей, что сейчас целились в него в прорези бойниц, и вздрогнул: «А вот им суждено погибнуть! Рано или поздно, есть у них какая-то неведомая ему цель или нет… Если сейчас они уступят, то сломаются. А если поднимут оружие против воинов наместника, то их будут уничтожать как бешеных собак! И я так и не разгадаю эту загадку…»