Поначалу «Аардварки» действовали довольно успешно — самолеты в общей сложности совершили свыше сорока вылетов, без потерь уничтожив ряд вьетнамских объектов. Однако уже в конце марта «сто одиннадцатых» в Тахли осталось только пять — один самолет по неясным причинам не вернулся с задания. Версии выдвигались самые разные — от столкновения со стаей птиц до обстрела зенитными ракетами. Выяснить обстоятельства его гибели не удалось — когда спасательные вертолеты отыскали место падения машины, оказалось, что вьетнамцы вывезли оттуда все вплоть до последней заклепки. Спустя два дня еще один F-111 на сверхзвуке врезался в крутой склон холма, имея десять тонн керосина в баках и две тонны взрывчатки на подвеске. От бомбардировщика осталась лишь грандиозная воронка. После этого самоуверенности у летчиков поубавилось: если потерю одного самолета еще можно было перенести, то два уже были тревожным знаком.
Капитан Джонсон не стал исключением — романтика ночных бомбардировок ему приелась где-то на третьем или четвертом вылете. Казавшаяся поначалу интересным приключением война превратилась в рутину, опасную и тяжелую. Каждый полет грозил гибелью или пленом, что в понимании Джонсона было примерно равнозначно. Ни один воюющий народ, даже подчиняющийся всяческим Женевским конвенциям о военнопленных, не прощает сбитым летчикам врага по ошибке сожженных деревень и случайно разбомбленных городских кварталов. Конечно, аппаратура «Аардварка» позволяла надеяться на то, что ни зенитчики, ни истребители северян не сумеют его уничтожить, — но все-таки иногда и она давала сбои. Потерю обеих машин приписали как раз отказу системы, обеспечивавшей следование рельефу местности. Она была запрограммирована так, что в случае ее внезапного отключения автопилот переводил самолет в резкий набор высоты, чтобы избежать столкновения с землей и дать летчикам возможность перехватить управление. Как предположили в Тахли, в первом случае F-111 был сбит зенитными ракетами, поскольку экипаж не удержал машину на безопасной высоте, а во втором автопилот попросту не успел среагировать на отказ. Экипажи обеих машин были признаны погибшими, а точные причины катастроф так и остались неизвестными.
Миф о неуязвимости «Аардварка» развеивался, как дым. И хотя спешно присланные из Америки специалисты перенастроили аппаратуру и заверили летчиков, что отныне все будет о'кей, те уже потеряли веру в свое оружие. И летали потому вполсилы, с опаской, — а ну как опять отказ?
Чем меньше Джонсону нравилось воевать, тем больше он обращал внимание на то, что старались не замечать другие. Будучи как-то в Бангкоке, он видел бесчисленное количество американцев, которые после ранений отлеживались в тайских госпиталях. Кого тут только не было: обгоревшие танкисты, летчики, изуродованные при катапультировании из подбитых самолетов, пехотинцы, тяжело раненные во время прочесывания джунглей… Искалеченные солдаты и офицеры, многим из которых не исполнилось еще и тридцати, были теперь обречены на инвалидность и нищенскую пенсию. Что бы там ни говорили в правительстве про долг перед страной, честь и прочее бла-бла-бла, Джонсон все меньше понимал, за что же Америка воюет во Вьетнаме. И еще он боялся, что и его однажды собьют, и потом он будет валяться в госпитале — обгоревший, слепой, изломанный…
А тут еще оказалось, что у сестры нашли какую-то опасную болезнь сердца, и ей срочно требуется сделать несколько операций. Стоило это все кругленькую сумму, которой у Джонсонов не было: отец давно умер, мать зарабатывала очень мало, сестре и вовсе едва исполнилось шестнадцать, поэтому все расходы легли на плечи капитана. Но даже его немаленького жалованья не хватило бы на оплату операций, поэтому матери пришлось заложить единственное имущество семьи, — дом в пригородах Чикаго. Роберт в это время уже улетел во Вьетнам — F-111 они туда перегоняли своим ходом через Тихий океан. Едва приземлившись в Тахли, он позвонил домой.
— Мы должны выкупить дом в течение двух лет, или его пустят с молотка, — голос матери был спокоен, но капитан понял, что она едва сдерживается.
— Я постараюсь, мама, — пообещал он. — Как Дженни?
— Первую операцию перенесла успешно. Еще несколько осталось. И еще потом, Робби… — мать вдруг всхлипнула. — Боже, за что? Дженни ведь всегда была такой здоровой и крепкой девочкой…
— Мама… — произнес капитан, не зная, что сказать еще. — Мама, все будет хорошо! Держись!
— Береги себя, Робби! — в голосе миссис Джонсон чувствовались едва сдерживаемые слезы. — Будь осторожней!
— Буду, мама! Береги и ты себя! Привет Дженни!
— Хорошо, сынок. Я уже заложила дом, денег должно хватить на все операции Дженни. С работы я ушла, буду сидеть с ней в больнице, ухаживать за ней…
— А на что вы с ней будете жить? — вырвалось у него.
— На первое время денег хватит, — торопливо ответила миссис Джонсон, — а там, может, найду что-то поудобнее теперешней работы…
— А на какой срок ты заложила дом?
— Два года.
— Два года?! — охнул капитан. Это был мизерный срок для такой большой суммы, какую выдали кредиторы под залог дома.