Вето на любовь

— А что Федька? Он наш пацан. И пусть даже не мылится — не отдадим. Да и… судья — не дура. Видит, к кому больше ребенок тянется, кто о нем сколько времени заботился. Да и после того случая, как он вас выгнал на голод и холод без копейки за душой, нет у него шансов. Просто — НЕТ.

Нет — то нет. Но… это травоядное явно, откровенно мне дало понять, что оно, он начал войну — и никого уже не пожалеет. Никого не пощадит. Даже собственного сына.

А там и вовсе нечто диковинное, жуткое случилось.

Я была на работе: дела, заботы. Голова забита черти чем — и вдруг. На пороге — явка нежданного гостя-налетчика.

Ошалела, оторопела я, забыв даже как дышать.

Цветы, коробка конфет. Подарок в блестящей упаковке — плоское, большое (как бы не ювелирка какая).

— Что ты здесь забыл? — бешенным гневом, едва хоть немного пришла в себя. Метнула на меня испуганный взор моя коллега. Спешные шаги — и скрылась учтиво за дверью. — ТЫ. что. здесь. забыл?! — мерно, ядом давясь, зарычала я, исходясь уже от ужаса. Страха. Конечности охватил лихорадочный пляс. По телу прошелся цепенящий мороз.

Что бы этот демон не задумал, я не дам сие воплотить: ни подвода для ревности Рогожин не получит, ни повод для радости этот мерзкий гад, Серебров, не обретет.

— ЧТО ТЕБЕ НАДО?! — бешено выпучив на него очи, повтором рявкнула я. Руки сжались в кулаки. Готова уже кинуться — и собственными руками удушить это исчадье ада, что вот так резво задумало испоганить мой рай, разрушить мою настоящую семью, идиллию.

— Поговорить, — милая, добрая, лживая улыбка.

— Мне не о чем с тобой разговаривать! И веник свой забирай! — махнула рукой, прогоняя. — Вместе со своим хламом! Ничего мне от тебя не надо! И Федьке не надо! Умер ты для нас! УМЕР! И не родившись.

Оскалилась, словно дикий зверь. Вот-вот кинусь, вопьюсь в глотку.

— Ванессочка, ты чего? — пожал плечами. — Зай, я просто поговорить хочу.

— Нет меня для тебя! Все разговоры в суде! ЯСНО?!

— Малыш, ну…

Полосонул словом по душе, резанул по ушам.

— Не была я для тебя никогда «малышом» и не буду! И не надо мне тут… свои дифирамбы заливать! НЕ НАДО! — откровенно дерзко, грубо. Унижая, добивая собеседника. — Пока я тут всё не облевала!

— Что ты несёшь?! За языком следи, а?! — резкое, разъяренное в ответ. Наконец-то искреннее. Правдивое. Настоящее. — Ты посмотри, в кого ты превратилась? С тобой человек пришел поговорить. Душу, может, открыть. А ты? Что собака с цепи сорвалась.

— Да, я собака. И что? ЧТО? А про твое «может» — это ты прав. Действительно. Ибо не было такого, и никогда не будет! Даже ты сам, нагло заливая мне в уши, не веришь себе! Не веришь, что это когда-либо будет возможным! Да и не надо оно! Слишком поздно! Если вообще когда-то было впору! Так что забирай — и уходи! — кивнула на его подачки. — Увидимся на заседании!

— Да уж… хорошо на тебя твой зек влияет. А что будет потом? А с нашим сыном? Ты хоть еще помнишь, что он у тебя есть? Или вы там, прям при нем… тр*хаетесь?

— А тебе бы только знать, как я с ним сплю. Не твое дело! И Федьку не трогай! Мы его любим и тебе не отдадим! Это — наш сын!

— Вот родишь ему, — едко, — и будет ваш. А это — МОЙ. ПОНЯЛА? — не менее дерзостно, нежели «гопник» из подворотни.

— И рожу. Не переживай. Скоро — рожу.

Гневом, выстрелом. Добивая жертву.

Видела. Всё видела: выбросил букет и конфеты в ближайшую мусорку, а вот подарок забрал: конечно, чего добру пропадать? Небось, продумал всё и чек сохранил. Сдаст — драгоценные денюжки свои вернет и пойдет обдумывать новый план… как испоганить мне жизнь. Как добить то, что не удалось сломать, разгромить, уничтожить… Надеялся, что, выгоняя меня (нас) из дома, я размозжусь и больше не поднимусь? Выжила. Назло всем вам — ВЫЖИЛА. И счастлива. Со своими двумя Федьками — я счастлива, и этого вам не отобрать.

* * *

Такого поворота событий… даже я не ожидала.

Нет, я была уверенна, что Серебров не упустит возможности нагадить нам в наш «семейный пирог счастья», но чтоб… до такого опуститься — это было выше моих сил. И выше моего понимания.

Если бы не успокоительные, что мне любезно прописал гинеколог, я бы точно рехнулась.