Мама! Моя «дорогая», «горячо любимая», маман примчалась. Якобы профилактическое обследование в больнице (ежегодное), вот только в этот раз… уж слишком сложно (здоровье уже не то), тяжело морально и физически, ей так часто мотаться туда, к себе в районный город, и сюда, в областной центр, дабы сдать все анализы и пройти необходимых врачей. А потому… ТА-ДАМ! Она останется у нас с Рогожиным… ненадолго, может, на пару-тройку недель пожить. Человек, у которого за душой никаких особых затрат, столько недвижимости, которую сдает в аренду, у которого… денег мама не горюй, нет… она не может позволить себе не только снять номер в гостинице или квартиру, нанять такси или еще что (ведь не каждый день-то ходить), вдруг решила резко сэкономить, да заодно возобновить давно утерянные родственные связи. Внука знать не знала, а то прям подарками задарила. Притащила и мне платья (на два размера меньше — за что я получила порицание, что «разжирела, как бочка» (цитата), и что пора думать, что и сколько ем). Ну а мой «сожитель» (и вновь цитата, яд в сторону Рогожина) — ее откровенно раздражал, хотя всячески терпела, рисуя вежливость и учтивость. Да только той жеманности хватало ровно настолько, что едва Федька за порог, как тотчас плотину прорывало — и такие помои оттуда лились, что даже бы бобры захлебнулись.
Я пыталась. Искренне пыталась ее игнорировать. Пыталась терпеть и понять, а после просто стала грубо обрывать, едва заводилась шарманка. Как и Федя, старалась лишний час где по улице побродить (с ребенком на детской площадке посидеть), чем возвращаться в родные пенаты. А та не спешила — ой, как не спешила обратно, домой. То еще что-то вдруг понадобилось пройти, то еще…
А затем и с Рогожиным уже даже стали цапаться. Да так жутко, что страшно становится. А Федька терпит. Сквозь зубы отвечает, но терпит. А та только — давит и давит. Добавляет, да так, что уже и я готова на нее кинуться. А Рожа — молодец: держит себя в руках. А если и передозировка — то, хлопнув дверью, просто уходит в спальню (в зал, где мы втроем, с ребенком, нынче и разместились). Телевизор на повышенную громкость — и давай тонуть в колючих мыслях, пытаясь уснуть.
— Ты мне только правду скажи, — громом огорошил меня Рогожин, едва мы отвели Федьку в садик, и остались на улице вдвоем, без лишних свидетелей.
— Что? — испуганно шепнула я, поежившись. Чувствую жуткое, неладное.
— Это мой ребенок? Тот, которого ты сейчас носишь. Я не хочу считать, или выпытывать, — поморщился от боли. — Один раз. Один вопрос — один ответ. Только скажи правду. Прощу всё. И буду любить как родного. Но только сейчас. Соврешь — узнаю: не прощу. Никогда. И это уже будет твоя вина. Настоящая.
Обомлела я от заявленной жути. Очи округлились. Волосы зашевелились на голове.
— Ну? — откровенным требованием.
— К-конечно, твой! — взрывом. — Федька! Ты что? — еще сильнее вытаращила я на него очи. — Это что, она? Это моя мать тебе такое наплела? Или что? Та откуда ей вообще что-то обо мне знать! Я когда к ней приезжала — она меня выгнала! Федя! — отчаянно. — Помнишь, нашу встречу, когда ты ко мне приехал? Квартиру еще ограбили?
Молчит. Изучает взглядом. Жует взволнованно эмоции, мысли.
— Так вот, — поспешно продолжила я. — Это был последний раз… с ним. Он тогда… Он, — спрятала виновато, пристыжено взгляд. — В общем, он узнал… и был скандал. Черти что, в общем, творилось, — зажмурилась от страха. — И то там… не то, чтоб… И всё, сколько еще месячных после того прошло! Да и таблетки противозачаточные я после него пила! А ты… та наша встреча. Судя по подсчетам моим и гинеколога, ты как вышел из СИЗО… Тогда, в тот день, когда мы друг от друга почти целый день не отрывались! И это уже через несколько месяцев после того, как он меня выгнал. Лишь тогда я залетела. От тебя… — несмело кольнула его взглядом (чуть проще стало его выражение лица, напряжение спало, хотя все еще хмурится; боль искажает уста). — А «от тебя» я таблетки не пила. Мы и так предохранялись. А лишней перестраховки… я не делала. Ты можешь злиться на меня, — стыдливо прячу очи. — Но… в душе, на самом деле, хотела всего этого. Не так скоро, конечно, но… очень хотела. Потому… если судьба, то судьба. И так вышло.
Вдруг движение — и притянул к себе. Короткий поцелуй в губы — обнял, крепко сжал в своих объятиях.
— Я люблю. Люблю вас всех троих.