Вето на любовь

— Забудет он! — рассмеялась невольно, на нервах звонко.

Отстранилась, подалась спиной немного назад — удержал. Силой притиснул к себе обратно. Сжал в сладких объятиях. Губы к губам. Сердце к сердцу.

Ловкие движения, жгучая ласка, терзающая жажда — и стала его. Вновь стала его… и телом, и душой.

Всё, как должно быть. Всё, как и будет.

Ночь провел дома. И даже на обед, если выпадала возможность, вновь стал заскакивать (когда я выходная). А там, там… вместо котлет, и другое, что в меню не было, нагло требовал — и искренне, счастливо "шеф-повар" исполнял заказ. Али, вернее, принимал участие, в "поедании" очередного сверх-вкусного, приятного "блюда".

Глава 46. Шах и мат

* * *

(Л е о н и д)

Все на месте. И Матросов, и Буторин. Прошелся я по своему кабинету. Еще шаг — и обмер, обернувшись к этим идиотам лицом. Оперся руками на стол. Уставил поочередно на каждого взгляд:

— Ну, б***ь… что делать будем?

— А что тут поделать можно? — тотчас взъерошил перья Петюня. — Ты, с*ка, не мог сразу всё разузнать про этого Рогожина? Кто, что, где и как им подмазан? Нет? Ладно Вольский. И то, б***ь, тот еще геморрой на мою голову! Но Мира?! Это же п**дец! Без меня, ребята! — развел руки, немного попятившись. — Я на такое д*рьмо не подписываюсь! Тут как бы… сейчас сухим из воды выйти. А ты, Жора? Чего молчишь? — уставился на своего родственника.

Скривился тот. Не ответил. Лишь только отвернулся.

Рассмеялся я, давясь желчью, осознавая, каких трусливых крыс пригрел под боком.

— А еще этот, с*ка, тварь, — вдруг продолжил Буторин. — Мазуров. Обещал же! Уверял же, что все будет гладко, что у него все решено с этим, с этой… конской **лупой. Что этот х*р не впишется. Ан нет! Выкуси! И что теперь? Сам смылся, — захохотал цинично, — а вы, б***ь, идиоты, расхлебывайте, так?

— Да что ты про прошлое всё ноешь?! Там всё шито-крыто. Про будущее надо думать. Как дожать этого щенка.

— Какое дожать?! КАКОЕ ДОЖАТЬ? Ты вообще о чем? Ты в своем уме?! БЕЗ МЕ-НЯ!.. Без меня, ребята! Я уже всё сказал. А про «шито-крыто»: ты не загоняйся. Расслабился он раньше времени. Ну-ну. Твоя хоть и дура, но знала на кого ставку делать. Как бы не догадалась, кто за всем этим стоит, и не сдала нас. А то нам, в отличии от ЭТОГО, — кивнул вбок головой, — бежать некуда. И все наши связи сюда сходятся, — ткнул пальцем на пол. — Да и родственники наши с Матросовым, как и твой папаня, — не всесильны. Да и на *** оно им надо? Рисковать своей головой ради нас, долбо**ов: сами зал*пнулись — значит, и нам отвечать.

Колкие мгновения тишины. Режущие, убийственные размышления.

Сдался. Сдался я.

Шумный вдох. Выровнялся, отвернулся к окну. Неуверенным в истинности произносимого, но приказным тоном:

— Да не сдаст! — Немного помолчав: — Если сами не засветимся, то никто ничего не просечет. И вообще, не *** ссать — мы тоже не пальцем деланы. Если что, ребят из столицы подключу. На каждого царя — есть свой палач. А я этой с*ке… ничего не спущу. Как она меня в грязь, так и я ее, вместе с ее е**рем, — по стене размажу.

* * *

(В а н е с с а)

— Простите, — обратилась я к воспитательнице, разувшись и пройдя уже в саму группу. Заглянула в санузел. — А я Федю своего что-то не вижу. С ним что-то случилось, он у медсестры, или где? — сердце загрохотало исступленно, предчувствуя беду.

И вот оно — гром и молния в одночасье:

— Так его папа забрал. Серебров Леонид. Он даже паспорт показал. Сказал, что вы просили…

* * *

Даже не поняла, как вылетела на улицу. Лихорадочные движения, пляс пальцев по кнопкам серебристой «раскладушки» — и дико, отчаянно завопила в трубку:

— Он его забрал! Забрал! Понимаешь?!! Забрал!!!

— Кто? Кого? — ошарашено вмиг перебил меня Рогожин.

— Серебров. Федьку моего. Забрал!

* * *

— Котенок, пожалуйста, успокойся, — отчаянно сжимал мои руки в своих ладонях Рожа. Пристальный, молящий взор в лицо. — Мы его найдем. Непременно найдем. Да и не сделает Он ему ничего. Это его сын. Потому зверствовать не станет.

В момент вперила в Федю я взгляд:

— Он меня ненавидит. Он ко мне мириться приходил — а его откровенно послала. Унизила, как и он нас всегда унижал. Вот и мстит. Это — дикий, больной на всю голову, зверь. В нем ничего святого! Федя! ФЕДЯ, ЧТО ДЕЛАТЬ?!

— Успокойся, Малыш. Потерпи. Сейчас милиция приедет — и со всем разберется. Найдем мы его. А обувь где твоя? — нахмурился. Взор по сторонам.

— А? — вторю ему невольно, смотрю на свои ноги, что в одних лишь носках. Поджала стыдливо под лавочку ступни. Виновато спрятала очи, скривившись. — Не знаю.

— Да в группе. Вроде, это ваше, не наше, — кисло улыбнулась Воспитательница, что учтиво все это время находилась рядом со мной (пока за малышами няня присматривала), дабы вместе дождаться того, кто иной сможет за мной проследить и помочь, если что. Если мне еще хуже станет.

* * *

— Ну… это же отец, — развел руки в стороны прибывший участковый. — Что можем сделать? Он же не лишен родительских прав?