Вето на любовь

Метнула я взор на сынишку, а затем вновь уставилась Федора… Старшего. Вот оно… счастье. О котором столько грезила. Не только сейчас: а практически всю свою "взрослую" жизнь. Семья. Где муж, которого безумно люблю, где ребенок. Наш ребенок. И все мы за столом, дружным коллективом уплетаем ужин, обсуждаем все то, что произошло за день. Рутина, которая в благодать, а уж никак не в кару. С дорогими сердцу людьми — даже обыденность… сладкая.

* * *

— Хочешь, я останусь? — смущенно прошептал Федька, едва мы оказались вдвоем, на кухне: замерла я у раковины, моя посуду. Обнял, прижался к моей спине Рогожин. Поцелуй в шею.

— Ну да, — вздрогнула я, ошарашенная услышанным. — А куда ж ты еще?..

* * *

Руки в боки посреди нашей комнаты — и будто впервые я увидела ее по-настоящему. Всецело. Осознала ее «красочные габариты». Диван полуторка, тумба, шкаф. И места свободного — так, что только и остается крутиться, стоя на одном месте.

— М-да… кладовка та еще… Разве что в коридоре лечь, — печально улыбнулся Федор. — А так, здесь и на полу негде примоститься.

— Ну, — невольно залилась я краской стыда. — Как есть, — пожала плечами. — Но ничего. Поместимся. Что ты? Не на улице же тебе ночевать!

— Да ладно, — хмыкнул. — Я пока… у Ники останусь, перекантуюсь. На днях квартиру нам подберу — и съедем. Хорошо? — вперил в меня взгляд.

Поморщилась я от волнения и непонимания:

— А деньги где возьмем? — глаза в глаза, с опаской.

Скривился:

— Найду. Есть там один вариант.

— Федька, — с испугом вырвалось из меня.

— Да боись ты, — кисло рассмеялся. — Без приключений.

— А, хотя это, — поспешно отозвалась я, невольно перебивая. — Я же твои не все потратила. Давай верну.

— В смысле, «верну»? Ты опять? — резво изменился в лице. — То твое. А вообще, теперь у нас все общее. А не «твое-мое». Так что пусть у тебя лежат. На черный день, а то мало ли… каким местом еще к нам жизнь повернется. А это я… старых знакомых навещу. Поставщиков. Есть там у меня… еще немного замороженного капитала. Нереализованные авансы. Без прямого контакта — не хотели возвращать. А сейчас уже не отвертятся. Да и так, надо посмотреть, да кое-что сдать из остатков, что еще на мое имя записано. Как тогда, когда этот… тебе деньги привез, — кивнул. — Нормально все. Справимся, — шаг ближе и обнял меня, прижал к себе. — Не переживай.

* * *

Разговоры за разговорами. Заодно поиграть, потискать ребенка, прочитать в очередной раз всё одну и ту же детскую книгу (на которую расщедрилась я столь недавно) — и уже ночь скралась на землю — уснул малыш. Усталость, дремота и нас с Рогожиным стала глодать нещадно.

Шаги по коридору. Едва только Федя к двери, как тотчас я кинулась к нему, не стыдясь уже никого и ничего. Прижалась жадно, уткнулась носом в шею.

Вдохнуть, вобрать фанатично аромат напоследок, тепло. Страшно вновь отпускать, снова расстаться. Рискнуть опять потерять.

Я не смогу, не переживу, если вдруг вновь что-то случится… и мой журавль снова рванет в небо. Не смогу, не хочу. Не буду.

Буду. Конечно, случись что, вновь буду мечтать и ждать, покорно ждать, да только… нервы мои на исходе. Я на исходе.

— Ванюш, ты че, плачешь? — попытка заглянуть мне в лицо, но не даюсь — прижимаюсь сильнее.

— Федька…

Я знаю. Знаю, что нельзя просить остаться, да и глупо. И потерпеть осталось немного, но сил уже нет. Выдержки не хватает играть и дальше роль сдержанной, которой всё по плечу, дамы.

Поцелуй в висок — и стиснул меня крепче в своих объятиях.

— Хорошая моя. Ну не надо… Хочешь, я утром приду? Когда вы там в садик, да тебе на работу?

Глава 41. Демо-версия счастья

* * *

Перед сном в ванную — принять душ.

Да не тут-то было!

Соседка окликнула:

— Это что… твой вернулся?

— Мой.

И пусть раздражала ее пытливость, да сокровенное выдавать не желала, но сегодня чувства все через край — и не в силах сдержаться. Ведусь. Еще как ведусь! На весь мир готова орать, трубить от счастья: Федька, мой Федька вернулся! Ко мне! И мы теперь вместе. Вместе, рядом и навсегда!

«Так не бывает!» — грозно бурчит разум.

«А мы справимся!» — рычит наперекор, вторя мне, сердце.

— Ну и? — громом прозвучали ее слова, вырывая меня из неги рассуждений. — Сколько дали? Условка?

Поежилась я невольно.

— Оправдали, — с обидой гаркнула я (грубо вышло). Надула губы.

— Да ладно! — не то искренне, не то язвой. — И такое нынче в нашем мире бывает?! Или у него денег дофига, а тебе не признается? — рассмеялся курица.

— Как там огурцы? Все закрыли? — дерзко перебиваю, явно дав понять, что пора менять тему, если та не хочет ругательств в свою сторону.

— Да с вами-то закроешь! — удручающе. — Так скрипели, так скрипели, что мысли совсем в другую сторону ушли. Еще половина осталась. С вами даже ошпарилась немного.

— Правильно, — смущенная, улыбаюсь я. — Нечего было подслушивать, надо было делом усердней заниматься.

— Так не с кем же…

— Я про огурцы, Лидия Константиновна. Я всё еще про огурцы.

* * *

Содеять затеянное — и спать. А там и не заметила, как утро грянуло. Так истощена была, что буквально сразу и провалилась в сон.