У ее подруги Эйприл был парень, он постоянно ей названивал. Около девяти вечера Эйприл наконец пришлось уйти, и Джампер остался наедине с пышной молодой девушкой, уводить которую с собой ему вовсе не хотелось. Он спросил, чем она занимается, и Бриттани ответила, что работает в кошмарном месте, доме престарелых. Джампер изобразил живой интерес и начал задавать вопросы. Алкоголь сделал свое дело, и Бриттани принялась рассказывать о работе и о том, как ненавидит ее. Там не хватало персонала, в основном потому, что санитаркам, поварам, уборщикам, в общем, всем, кроме дипломированных медработников и руководства, платили чуть больше минимальной зарплаты. С пациентами обходились так, что Бриттани и описывать этого не хотела. Родственники о стариках даже не вспоминали, и, хотя Бриттани сочувствовала им, ей просто до смерти надоело это место. Она мечтала работать медсестрой в крупном госпитале — иметь настоящую серьезную должность с перспективами, да где-нибудь подальше от Флоры, штат Кентукки.
Джампер объяснил, что часто сотрудничает с юридической фирмой, которая специализируется на халатности в домах престарелых, и наконец спросил, на кого Бриттани работает. Они выпили еще пива, и вскоре настало время уходить — вместе или порознь. Джампер отговорился необходимостью сделать долгий телефонный звонок и смылся, обменявшись с Бриттани номерами телефонов.
На следующий день он позвонил ей на работу и сказал, что хочет пообщаться. Они встретились вечером в пиццерии, где Джампер снова заплатил за ужин и после пары кружек пива произнес:
— У «Покоя» пятьдесят отделений на Среднем Западе и дрянная репутация в индустрии.
— Я не удивлена, — усмехнулась она. — Терпеть не могу это место, и свое начальство, и почти всех коллег, но это неважно, потому что месяца через три большинство оттуда все равно свалит.
— А с «Покоем» когда-нибудь судились?
— Не знаю. Я там только два года проработала. — Бриттани поставила кружку и промокнула глаза. Джампер с удивлением осознал, что она плачет.
— Все в порядке?
Бриттани покачала головой и вытерла щеки бумажной салфеткой. Он огляделся, надеясь, что никто не заметил. Окружающим не было до них дела. Наступило долгое молчание — Джампер ждал, пока Бриттани сама его прервет.
— Так ты говоришь, что работаешь на юристов.
— Не на постоянке, но консультирую, в основном по вопросам с домами престарелых.
— Можно, я кое-что тебе расскажу? Никто об этом не знает, но все должны знать, понимаешь?
— Да, конечно.
— В моем крыле лежит одна девчонка… Ну, она моя ровесница, ей двадцать два года, в общем, не совсем девчонка, но все-таки.
— Двадцатидвухлетняя девушка в доме престарелых?
— Послушай. В детстве она попала в страшную аварию, и с четырех лет ее мозг мертв. Дышит она сама, кое-как, и мы держим ее живой, кормя через трубку, но она уже очень давно ни на что не реагирует. Весит менее сотни фунтов. Жалкая судьба. Семья переехала, забыла о ней — и кто их обвинит? Ее и посещать смысла нет, сам понимаешь. Она даже глаза не может открыть. И, в общем, у меня есть коллега, его зовут Джеррард, ему лет сорок, и он всю жизнь собирается там работать. Обычный неудачник — гордится тем, что его назначили старшим по уборке мочеприемников. Пациентов он обожает, постоянно с ними дурачится, играет. Как может человека устраивать минимальная оплата без всяких бонусов? Но уж такой он, Джеррард. Пятнадцать лет там трудится и всем доволен. Вот только мне кажется, что держит его там кое-что иное. — И она замолчала.
— Что? — наконец спросил Джампер.
— Секс.
— Секс? В доме престарелых?
— Ты удивишься.
— Мне приходилось о таком слышать, — произнес Джампер, хотя ничего подобного он не слышал.
Бриттани опять вытерла щеки и сделала маленький глоток пива.