Ветра Унтара (СИ)

5 января… Я прекрасно помню, было 5 января. Я увидела их и все, все в моей душе оборвалось и началось с начала. Они шли мне навстречу, еще совсем мальчишки: длинные ноги, серые свитера. Они разговаривали о чем-то и даже, помню, смеялись, но встретились со мной взглядом и замолчали, сначала один, а следом другой. Не пойму, как мне удалось пройти мимо них, чувствовать на себе их взгляды и даже не оглянуться. О, меня-то ведь не обманешь, но они еще об этом не знали.

— Лютня? — переспросила девочка с нотами в руках. — А лютня — вон! — и она махнула в сторону тех ребят. — Эй! — крикнула она звонко, — Эрик! Эрик Травинский! — и по коридору пронеслось гулкое эхо. — Девушка спрашивает лютню!

— Лютню? — удивленно, но весело повторил тот, чье имя еще звенело вокруг. — Я готов обсудить это с глазу на глаз! — и они оба, не задумываясь, направились ко мне.

Я обомлела, у меня исчезли все слова, и как потом нашлись, ума не приложу.

Конечно, он отдал мне свою лютню и свой уверенный смех, и поспешное обещание отдать мне все, что я только пожелаю. Его брат молчал, но от его пронизывающего взгляда, от его спокойной изучающей улыбки исходила такая дивная, такая непостижимая гармония, что, казалось, я никогда больше не смогу оторвать от него свои мысли.

В тот день, 5 января, вечер наступил рано, но я знала: теперь уже все равно, теперь меня разорвало на две половины, обе из которых были бесконечно прекрасны и бесконечно нужны мне, две мечты, две любви, два счастья…

С тех пор мы всегда были вместе — Эрик, Эмиль и я. Тогда с нами еще не было Ив, и мы были слишком беспечны, чтобы думать о выборе. Это произошло гораздо позже и, наверное, мне так и не придется об этом забыть.

МОРСКИЕ КАМНИ

Глава 5, в которой мы поднимаемся выше, чем только могли себе представить

Солнце еще не взошло, когда я проснулась. Мне послышалось, что кто-то ходит на цыпочках по комнате. Я открыла один глаз — Эрик. Он был уже одет и возился с вещами, старательно запихивая в рюкзак Эмиля увесистые бумажные свертки.

— Что это? — спросила я.

— Тсс… Тихо! Это сыр, всего пару головок, — шепотом сказал он, подмигнул мне, затем аккуратно закрыл рюкзак на все замки, прикрыл скрипкой, как было с вечера, и громогласно произнес:

— Эй, вы! Вставайте! Или вы снова впали в спячку?

— Что ты так орешь? — Эмиль повернулся к стенке. — Сделай одолжение, заткнись!

— Обойдешься! И так две недели спали- нас ждет Купеческая Гавань, она уже сияет на горизонте и зовет тебя! — Эрик откровенно нарывался на неприятности.

— Я сказал: «Заткнись!» Ты что, плохо слышишь? — теперь Эмиль разозлился, как следует, и неприятности подступили вплотную.

— Да ты не горячись, братишка! — не унимался Эрик. — Разве ты не понимаешь, я спасаю тебя от заразной болезни — «пересып».

— Я тебе сейчас устрою «пересып»! — Эмиль приподнялся на локтях, нащупал под кроватью ботинок и швырнул его в Эрика. Тот чудом увернулся: «Ах так!» — ответный удар попал в стену и на обоях остался внушительный след. Эмиль собирался было вылезти из-под одеяла и продолжить разговор, но тут Ив встала и, ни слова не говоря, прошлепала босиком в коридор и хлопнула дверью. Эмиль проводил ее взглядом и поставил ботинок.

— В следующий раз ты не выживешь! — сказал он.

— В следующий раз ты проснешься как положено тому, у кого на хвосте сидит смертельная опасность! — в тон ему ответил Эрик.

Я тоже была вынуждена спустить ноги на холодный пол и отыскать под кроватью свою одежду.

— Ты уж не преувеличивай, Эр! — сказала я, отряхивая от пыли джинсы.

— И это ты мне говоришь? Ты? Ну, ты даешь! — у Эрика даже слов не хватило от возмущения.

Дорогу в Купеческую Гавань не грех было срезать по берегу, она петляла как рыбацкий узел, обходя тополя и пастбища. Как только возделанные земли остались позади и их сменили дикие луга, мы свернули с дороги и пошли напрямик. Утро было просто чудесным, и каждый из нас втайне надеялся успеть встретить на море рассвет.

Целую длиннющую зиму ждали мы такого утра, благодатного майского тепла. Сидели у камина в гостиной и пялились на заснеженные окна, мороз прорывался в дом и важно гулял по коридорам, и мы несли еще одеяла и еще дрова, и когда, пригревшись, наконец, засыпали, к нам приходили сны о весне и жарком солнышке, согревающем даже камни. Мы разгребали лопатами снег, чтобы наутро можно было выйти из дома, и думали о весне: мы оттаивали лед в ведрах, чтобы у нас была вода, и думали о весне. Мы любили зиму, мы катались на бампурсах по замершим холмам и все равно не забывали о весне.

И вот она явилась, наступила, пришла. «Само собой», — сказал Эрик. «Так и должно быть», — подумал Эмиль. Но они-то уж точно были рады тому, что можно свернуть плащи и подставить руки и плечи легкому теплому воздуху, чище и свежее которого и быть не может.

Луг весь блестел от росы, резные одуванчики стряхивали ее прямо нам под ноги, ботинки промокли, а края джинсов потемнели. Вчерашний вечер обернулся чем-то туманным, казалось, всему виной был эль.