Первые солнечные лучи освещали вершины прибрежных сосен, небо ночи растворялось над Хвойным Лесом, впереди открывалось небо дня. Мы шли навстречу морю, и, казалось, оно тоже идет навстречу нам. «Дождалось, дождалось…» — шептало море. «Дождались, дождались…» — думали мы, и спешили и тянули свои рюкзаки и арбалеты.
И все же мы опоздали. Когда луга и прибрежные сосны остались позади, мы ступили на скрипучий песок и увидели, что солнце почти родилось и алым надкушенным яблоком висит у горизонта. Жаром его неторопливо наливалось небо, последние облака таяли, размывая по синеве тусклые искры звезд. Голубое море дышало ровно и глубоко, с каждым вдохом оно окатывало береговые камни и с каждым выдохом — отступало. Я знала: теперь до самой осени в нем будет отражаться небо.
С севера земли пропадали за поворотом, Долина Зеленых Холмов уходила вглубь полуострова, и ее берега скрывались из глаз. Зато на юге, в утреннем свете, прекрасно различались корабли и шпили Купеческой Гавани. Хорошо бы Тигиль оказался дома. Строгий и молчаливый Тигиль, друг Эмиля по Туону, специалист по морским кахлам, он помог бы нам поскорее купить лошадей, а, может, и дал бы дельный совет.
Мы проводили солнце в его привычный путь, и пошли вдоль берега, оставляя на песке запутанные следы — четыре огромных ботинка, ступня в ступню ромбиком, два небольших, с полосатой подошвой, и два крохотных сапожка, с каблучком и бляшкою. Перед нами лежали девять верст морских камней и песка.
Во время шторма море обнажает камни, лижет могучие серые бока, и бросает горстями на берег камни малые — бусы берегов. Прекраснее любого украшения и таинственнее любых сокровищ, они ждут, что я протяну к ним руки. И я тяну, собираю горсть самых дивных, несу в ладошке, слушая тихие морские песни. В них кроется вечность, в каждом причудливом камне — города и моря, судьбы древних, тех, кто однажды касался их совершенной глади. Положу в карман — камни чисты, как неисписанный лист бумаги, и так же как лист бумаги томительны и многообещающи. Их — пять, серый с зеленым ошейником, точно трава обернулась вокруг меча, желтый — одетый россыпью карминовых запятых, черный с базальтовым узором, и чистый белый без единой точечки. На пятом камне море нарисовало алое крыло дракона, а, может, лилию. Вздохнув, я рассыпала камни в песок. В кармане джинсов осталось только крыло дракона. Я всегда уношу с моря не больше одного камня…
Ив рассуждала о Гавани, по ее убеждению, главное, что необходимо было там купить, находилось в лавке для музыкантов. Об этом она и спорила с Эмилем.
Эрик снял ботинки, связал шнурками и перекинул через плечо, теперь плечи у него были заняты. Он потрогал море большим пальцем ноги.
— Что, холодно? — поинтересовался Эмиль.
— Ничуть! — тут же ответил Эрик, и ему ничего не оставалось, как, скрипя зубами, зайти в воду по самые щиколотки.
Я задела волну рукой, она была холодная, свежая. «Можно привыкнуть», — подумала я. Эрик привык, он шлепал по воде, стараясь повторять очертания набегавшей волны, и насвистывал: «Не мечом, не шпагою, лишь одной отвагою…»
— Эр, — обратился к брату Эмиль, — гитара — это, конечно, вовсе неплохо, а как на счет сыграть что-нибудь вместе?
— Погоди, — Эрик поднял ногой целый фонтан брызг, — вот остановимся на привал и сыграем, даже хотя бы и эту, или «За лесами, за горами ходят кунты с бородами…»
— Да нет, при чем тут колыбельные песни? Я говорю о нормальной музыке, — Эмиль бросил в море плоский камушек, камушек подпрыгнул четыре раза, а на пятом блинчике ушел под воду.
— Ну, можно и нормальную… — разочарованно вздохнул Эрик и задумался. — Ив, как ты на счет сонаты Магаджио ди Пра?
Пока Ив вспоминала тональность, Эрик тоже раздобыл плоский камень и швырнул его в воду — только три раза, Эмиль довольно ухмыльнулся. «Хвастун!» — подумала я.
— Ми-бемоль мажор! — помог Эмиль. — И, между прочим, на чердаке есть ноты его трех частных пьес. Что скажете?
— Что тут скажешь? — удивилась Ив. — Музыка красивая, верно. Ты собираешься играть без контрабаса?
Но Эмиль все продумал наперед:
— Эрик возьмет бас-гитару, верно, Эр?
— Взять то, конечно, можно, — неохотно согласился Эрик, — только вот без двух струн она будет очень напоминать барабан. Я все гадал, каким образом струны могли порваться сами, но после твоего вчерашнего дебюта, братишка, мне открылись глаза на многое.
— Струны купим, раз уж все равно заходить в лавку. — Эмиль был неумолим, но если бы не он, Эрик давно бы уже плюнул на серьезную музыку.
— Привычные формы играть не интересно! — обречено вздохнул Эрик. — Дюжина лет — может, хватит? Музыка должна развиваться…