Ветра Унтара (СИ)

Утро началось совсем не так, как я предполагала. Во-первых, мы выспались. Эрик, по недоразумению, проспал и, вопреки сложившейся традиции, никого не разбудил. Во-вторых, в окошке напротив ребятня задумала резвиться солнечными зайчиками именно по нашим носам. Но и это нам не помешало: мы спали и спали, а когда проснулись, то первым, кого увидели четырнадцатого мая, оказался Тигиль Талески. Он преспокойненько сидел на стуле посреди комнаты и ждал, когда мы продерем глаза.

— Я вот тут сижу и ломаю себе голову, Эм, — произнес Тигиль со свойственной ему невозмутимостью, — стоило ли братьям Травинским тащиться в такую даль, чтобы проспать Кубок Солнца? — Так сказал Тигиль, и эта была самая длинная фраза, которую он произнес в этот день.

— Проспали? — подскочил Эрик.

— Вполне могли, — улыбнулся Тигиль.

У Тигиля жгучие глаза и черные, как смоль, волосы, он заправляет их за уши, а когда улыбается, то тонкие губы вытягиваются в эдакую замысловатую ниточку.

— Старик! — Эмиль свесил ноги и с удивлением обнаружил, что уже одет. — Как же ты нашел нас? Просто чудо! Ты нужен нам, как никто другой… очень нужен! — Эмиль дал волю чувствам. Да, Тигиль, действительно, был нужен ему, потому что только он понимал Эмиля в том, в чем, как ни старались, не могли понять его мы.

— Да ну? — с сомнением сказал Тигиль. — Что-нибудь стоящее?

— Более чем! — Эмиль был готов выложить все сейчас и сразу, ему нужен, очень нужен был совет. Но появление Тигиля никак не решало проблемы с баней и чистой одеждой. Было бы глупо из-за этого не попасть на праздник.

Привести себя в порядок после таких перипетий, как правило, не просто. И если бы не Ив, все бы закончилось весьма печально. Но Ив есть Ив, и потому уже через час мы появились в харчевне «Сестры Куки» сияющие, как медные гроши. Талески заказал завтрак и ждал нас. Потом Эмиль мучительно выбирал из последних событий то, что можно рассказать другу. Его бы воля, он бы выложил все, но… похоже, Тигиль понимал и это. Пока мы уничтожали завтрак, он слушал, но когда принесли кофе, первый кофе после того самого дня, Тигиль отодвинул чашку и сказал:

— Эрик босой.

Ботинки! Одно дело вспоминать, что их надо купить, а другое дело сообразить, что без ботинок Эрику концерт не светит. Наступило гробовое молчание, в пустоте которого повисла перспектива провести ближайший час в поисках обуви немыслимого размера. Кофе остыл, но мы все еще не могли принять сколько-нибудь разумного решения. И в этой затянувшийся паузе раздался громкий хруст стекла. Эрик сломал в руке бокал и даже не порезался.

— Что мы сидим?! За углом лавка сапожника! — Ив встала и решительно направилась к двери. — Как можно было об этом забыть?

— Завтра к вечеру будут готовы, — сощурившись на ноги Эрика, сказал подмастерье.

— Эй, парень, — Эрик выложил на прилавок мешочек с золотыми, — слушай, что я толкую! Я плачу вдвойне, а ты состряпаешь их прямо сейчас, идет?

— Вы шутите, господин? — мальчишка засмеялся. — Я и так просижу за работой всю ночь. Но если вы накинете золотой, — лицо подмастерья стало лукавым, — то я постараюсь успеть к утру.

Что тут скажешь? Можно, конечно, купить готовые ботинки, они будут малы, и Эрик выбросит их сразу после концерта.

— Идем, — взял его за рукав Тигиль, — есть кое-что получше.

За Ярмарочной улицей мы свернули направо, то есть совсем в противоположную сторону от площади Музыки. Праздник начинался где-то рядом. Взрывались хлопушки, взлетали ввысь бумажные змеи, слышалась болтовня и хохот. Ноги так и норовили направиться туда, но Тигиль уверенно вел нас закоулками, а Тигилю мы доверяли.

Кроме лавочников да случайных прохожих встретить здесь было некого. Разве что грустного облезлого кота, лениво глазевшего из-под забытого навеса. Признаюсь, такого Алъеря я не знала. Старая мостовая давно пошла волнами, окна неприветливо чернели, угрюмо поглядывая на нас закрытыми ставнями. В воздухе витал запах кислого молока и дыма. Правда, в кондитерской мы купили рогаликов и пастилы, рогалики оказались свежие, что совсем нельзя было сказать о пастиле. Солнце слепило, и сквозь его золотые жилы проглядывали высокие сторожевые башни Южной стены.

Эмиль не успел рассказать Тигилю и половины, но этого вполне хватило, чтобы тот сказал:

— Улен был в Озерье. Гнал туман на восток. Он знает. Конечно, знает… но помалкивает!

— Ты видел его?

— Ванда видела, как он покупал лошадь.

— Кто еще из наших здесь?

— Ванда, Луку и другие, те, что из музыкантов.

— Лютнисты?

— Не все, — Тигиль вздохнул: — Есть проблема, — тихо сказал он, — нам позарез нужны ботинки!

Как ни странно, но меньше всего Тигиль удивился тому, что мы попали в гости к его отцу.

— Обычные проделки Итты, — решил он, — но я рад…

— Ты редко ошибаешься… — подыграла я.

— Ты тоже, — ответил он, и я прекрасно поняла, что он имеет в виду Эмиля. Тигиль никогда не одобрял нашу любовь на троих, и даже с появлением Ив его взгляды не изменились. Однако то, что я выбрала Эмиля, заставило его уважать меня. Не стоило обижаться — Тигиль любил своего друга и ревниво к нему относился.