Ветренное счастье

— Любаш, последнее время ты какая-то взвинченная, что происходит, ты мне можешь сказать?

— Ничего особенного, — не поворачиваясь, Люба быстро протянула руку и, подхватив кухонное полотенце, принялась вытирать вымытую сковороду с обеих сторон.

— Люб, что творится? В конце-то концов, ты мне можешь объяснить по-человечески или нет?

Внезапно аппетит пропал, и, отложив вилку, Кирилл почувствовал, как внутри него появилось какое-то странное ощущение, обострившее его чувства до предела и заставившее взглянуть на всё, что его окружало, с определённой внутренней неприязнью, казалось бы, ни на чём реальном не основанной.

— Что происходит? — снова повторил он. — Уже несколько недель ты ходишь мрачнее тучи. Уж я к тебе и так, и эдак, не знаю, с какой стороны подойти и что сказать. Ты стала воспринимать в штыки каждое моё слово! Что с тобой такое?

— У меня сложный переходный период, никак не могу выйти из подросткового возраста, — голос Любаши был по-прежнему бесцветным.

Стараясь особенно не шуметь, Люба открыла дверку холодильника и достала оттуда банку сайры в масле. Взяв сухую тряпку, она несколько раз провела по крышке и, зацепив нож открывалки за край, стала осторожно поворачивать ручку по часовой стрелке. При каждом повороте ручки тонкая металлическая крышка банки слегка пружинила, и прозрачное, чуть загустевшее масло, пропитанное запахом рыбы, крохотными порциями выплёскивалось на поверхность.

— Любаш, а чего ты не попросишь об этом меня? — Кирилл, со спины наблюдая за действиями жены, хотел встать, но неожиданно слова Любаши буквально пригвоздили его к табурету, заставив напрочь позабыть о благих намерениях.

— А чего тебя просить, только зря кланяться! У тебя же всё равно найдётся уважительная причина для отказа.

— Не понял… — лицо Кирилла вытянулось.

— Было бы даже удивительно, если бы ты понял, — вытащив открывалку, она подцепила ровный край крышки кончиком ножа и, открыв ее, стала перекладывать консервы в кипящую воду.

— Постой-постой, как интересно получается! Это когда же я тебе отказывал в помощи? — мускулы на лице Кирилла напряглись, и под смуглой кожей скул перекатились жёсткие узлы желваков.

— Зачем же отказывать? — пройдясь столовой ложкой по дну опустевшей банки, Люба нажала на крышку пальцем и, вмяв её вовнутрь, бросила в помойное ведро. — Разве об этом кто-то говорит? Гораздо разумнее не лезть на рожон. Чего ради выпрыгивать из порток? Легче наобещать с три короба, а потом под каким-нибудь благовидным предлогом отбрыкаться. Зачем влезать в ярмо самому, когда дома есть бесплатная лошадиная сила?

— Ты чего плетёшь? — Кирилл скользнул взглядом по растёкшемуся на поверхности блина сливочному маслу и почувствовал, что его начинает мутить. — Какая ещё лошадиная сила? Ты дурь-то не городи, а то я ведь могу и обидеться. Чего ты хочешь, поссориться? Давай, я не против, заодно и развлечёмся.

— Да ничего я уже не хочу! — очистив луковицу, Любаша разрезала её пополам и, подержав срезы под холодной водой, намочила нож.

— Нет уж, будь так любезна, если начала, договаривай до конца! Мне надоела эта нервотрёпка, — Кирилл поднёс кружку ко рту, забыв, что в ней неразбавленный кипяток, но, хватив обжигающей жидкости, сморщился и со стуком отставил ее подальше от себя. — За последнее время ты меня своими недомолвками просто извела. Или ты скажи всё сразу, или прекрати дуться как мышь на крупу. Всему есть предел, и даже моему терпению!

— Даже? Вот как? — отправив на сковородку лук, Люба накрыла её крышкой и неожиданно развернулась к Кириллу лицом. — Судя по всему, предел есть только у твоего терпения. Ну, если хочешь, давай поговорим, только не ори, дай ребёнку поспать, сегодня суббота.

— Я весь внимание, — Кирилл откинулся к стене, забросил ногу на ногу и, как бы отгораживаясь от грядущих неприятностей, скрестил на груди руки. — Начинай, а я послушаю, только особенно не затягивай, мне через полчаса уходить.

— Полчаса твоего драгоценного времени я занимать не намерена, мне будет достаточно двух минут, — прислушавшись к звукам, доносившимся из-под крышки небольшой сковородки, Любаша нагнулась, убавила газ, и её жёлто-зелёные кошачьи глаза холодно посмотрели на Кирилла. — Ответь мне, если сможешь, где ты был вчера вечером?

— Я?.. — зрачки Кирилла на какую-то микронную долю секунды испуганно расширились. — Где же мне быть — на работе.

— Мне ещё что-нибудь добавить, или тебе всё и так понятно? — отвернувшись, Любаша взяла ложку и, сняв крышку со сковородки, принялась тщательно перемешивать лук.

— Что ты имеешь в виду?! — в голосе Кирилла прозвучало неподдельное возмущение. — Что это ты ещё удумала? Я работаю в поте лица, как проклятый, лишь бы лишнюю копейку в дом принести, а ты городишь чёрт знает что! Ты что, издеваешься надо мной?

— Я же просила тебя — не кричи, Минька спит, — Люба сняла с кастрюльки крышку, чтобы переложить туда пассерованный лук. — Мне кажется, ты неправильно меня понял, я не обвиняю тебя в неверности, упаси меня бог, в этом отношении лучшего мужа, чем ты, не найти.