Ветренное счастье

— Маш, не стоит дуться, ты должна меня понять: существуют определённые обстоятельства, не позволяющие мне поехать с тобой, только и всего, — взглянув в серо-зелёные глаза жены, Семён обаятельно улыбнулся. — Понимаешь, на завод неожиданно свалился большой внеочередной госзаказ, и теперь почти всем приходится работать сверхурочно. Знаешь, мне ещё повезло, у меня суббота, а бедолаге Чернышову мало того, что выпало выходить в воскресенье, так ещё и в ночную смену. Ты же понимаешь, что такое непрерывный цикл испытаний, хочешь — не хочешь, а семьдесят два часа вынь да положь.

— Честно говоря, мне всё равно, когда заступает на смену твой Чернышов, — тон Марьи не сулил ничего хорошего, и, взглянув в её потемневшие от волнения и обиды глаза, Семён невольно перестал улыбаться.

— Маш, ну ты же не маленький ребёнок, ты же должна понять…

— Что я должна понять, что ты полгода меня обманывал? — чтобы скрыть подступавшие к горлу слёзы, Марья отвернулась от Семёна и, вытащив ладонь из-под его локтя, полезла в карман за платком.

— Постой, это в чём же, интересно, я тебя обманывал? — Ветров, пытаясь заглянуть в лицо Маши, сделал шаг в сторону и, качнувшись, перегородил ей дорогу. — А ну-ка, посмотри на меня. В чём дело?

— Да ни в чём, так, мелочи… — отступив на шаг назад, Марья вскинула на мужа полные слёз глаза. — Значит, по графику у тебя отпуск в декабре? И когда же этот самый график был утверждён? Неделю назад? Или ещё позже? — тряхнув пушистой пшеничной чёлкой, Марья прикусила губы.

— Маш, что за концерт? — карие глаза Семёна пробежали по лицу жены и остановились на поджатых губах. — Я догадываюсь, о чём ты мне хочешь сказать. Да, я должен был взять отпуск с конца июля, но у одного нашего сотрудника случилось большое несчастье, и он попросил меня поменяться с ним местами.

— Вот как? Поменяться? Мило, очень мило… — Марья растянула губы в притворной улыбке, но её глаза остались холодными. — И какое же громадное несчастье, позволь поинтересоваться, обрушилось на голову твоему многострадальному сослуживцу? — не давая Семёну раскрыть рта, словно отгораживаясь от мужа, она выставила перед собой руку и, растянув губы ещё шире, быстро зачастила: — Молчишь? Нечего сказать? Тогда тебе придётся послушать меня. Всем твоим Васям, Петям и Сашам очень удобно, что у них такой сострадательный и понимающий начальник цеха, как ты. Они без зазрения совести могут вешать тебе на уши лапшу и устраивать свои дела наилучшим образом, а ты, Ветров… ты то ли святой, то ли дурачок, хотя, в принципе, разница небольшая, — Марья покрутила пальцами в области виска.

— И что же ты пошла за такого дурачка, неужто не смогла отыскать никого умней? — в голосе Семёна появились непривычные колючие нотки, которые в другое время непременно насторожили бы Марью, но в эту минуту она не слышала ничего, кроме своей обиды.

— Не разобралась, вот и пошла! — сгоряча выпалила Марья.

— А теперь, значит, разобралась, — с ехидцей констатировал Семён.

— Да как же ты не можешь понять?! — от волнения на щеках Марьи проступил румянец, яркий, как ожог. — Когда какому-нибудь Петрову, Иванову или Сидорову что-то нужно, им достаточно сказать об этом тебе — и пожалуйста, дело сделано, но когда приходит время решать свои собственные проблемы, у тебя всегда находится какая-то страшно важная причина, которая не позволяет тебе это сделать! Я не могу понять, почему у того же Чернышова каждый год отпуск летом? Он что, особенный? — глаза Марьи сверкнули. — Почему Сильнов каждые полгода пользуется услугами заводской кассы взаимопомощи, Черняев оплачивает через профсоюз всего десять процентов стоимости путёвки, а Дементьев каждые два месяца берёт несколько дней за свой счёт? Почему, ну почему всем сотрудникам полагаются хоть какие-нибудь льготы, и только ты один ни в чём не нуждаешься?!

— Манюня, я не пойму, с чего ты так взбеленилась? У нас что, намечается конец света? — пытаясь замять неприятность, Семён ласково коснулся Машиных пальцев, но она резко отдёрнула руку. — Ну, хорошо, я понимаю, ты слегка расстроена тем, что вышло не так, как ты рассчитывала…

— Ах, слегка расстроена?! — громко возмутилась она, но, заметив, что какой-то пожилой гражданин на соседней лавочке с интересом наблюдает за этой сценой, происходящей среди бела дня прямо посреди Тверского бульвара, пошла вперёд и заговорила почти шёпотом. — Полгода назад у нас с тобой был уговор, что в июле, самое позднее — в августе, ты поедешь вместе со мной в Озерки, чтобы познакомиться с моими родителями, разве не так?

— Да, так, Машунь, но за последние несколько дней много чего произошло, — попытался вклиниться в поток Марьиной речи Семён. — Давай я тебе всё объясню…

— Что ты мне собрался объяснять, что?! — с горечью оборвала его Марья. — То, что мы с тобой расписаны уже почти два года, а мои родители ни разу не видели тебя в лицо?