Ветренное счастье

Внеслужебных отношений Вадим Олегович боялся как огня. Он считал, ничто удачно не препятствует успешной карьере руководителя, как зависимость от подчинённого и служебная сплетня, имеющая под собой основание. Чем больше Зарайский заглядывался на Любу, тем беспощаднее и придирчивее становился. То, что его сердечные метания не приведут ни к чему хорошему, он знал наверняка, потому что, во-первых, буквально на его глазах рухнул всесильный колосс, Берестов, до встречи с этой вертушкой казавшийся несокрушимым, а во-вторых, он прекрасно знал подлую женскую привычку выжимать соки из мужчины, по своей неопытности или неосторожности проглотившего блестящую наживку.

— Любочка, когда закончишь, закрой секретарскую на замок и сдай ключ на вахту, я предупрежу, что у тебя срочная работа и что на час-другой ты задержишься.

— Хорошо, — не поднимая головы, Люба защёлкала по клавишам пишущей машинки.

— Ну, тогда до свидания.

— До свидания.

Сделав несколько шагов по ковровой дорожке к двери, Зарайский неожиданно остановился и, коснувшись дверной ручки, снова посмотрел на Любашу.

— Э-э, Любочка, вэц-цамое, всё забываю тебе сказать, — услышав голос начальника, Любаша перестала стучать по клавишам машинки и, подняв голову, внимательно посмотрела на шефа. — У тебя по графику через две недельки намечается отпуск. Ты, вэц-цамое, не хотела бы взять его деньгами и остаться на рабочем месте? — увидев удивление, проступившее на лице секретарши, Вадим Олегович растянул губы в слащавой улыбке. — Я понимаю: лето, грибы-ягоды и всё такое прочее, но, вэц-цамое, мне было бы удобнее, если бы ты никуда не уходила.

— В августе мы с Кириллом и Мишенькой едем к моим родителям в Озерки, — приготовившись печатать, Любаша занесла руки над клавишами.

— Я понимаю: деревня, свежий воздух, парное молоко, но, вэц-цамое, может, мы с тобой сумеем договориться? Что, если к отпускным за август я выпишу тебе приличную премию? — мягко надавил он.

— Не нужна мне никакая премия, — почувствовав нажим, Любаша мгновенно приготовилась к обороне.

— Впервые слышу, чтобы человеку не нужны были деньги, — натянуто рассмеялся он. — Что ты, вэц-цамое, за принцесса такая? Другие как-то обходятся по десять лет без отпуска, и ничего, а тебе обязательно надо. Я не знаю, как ты там работала у Берестова, может, он тебя и отпускал каждое лето, но я не люблю менять коней на переправе. Что же, вэц-цамое, получается: неделя уйдет на то, чтобы новая секретарша приняла от тебя все дела, сориентировалась, что к чему, а потом ещё неделя, чтобы она тебе эти самые дела передала обратно? Мне это неудобно, — повысил голос он. — Слушай, Любочка, — внезапно на лице Зарайского появилась понимающая улыбка, — а если я договорюсь о дополнительных премиальных, тогда, вэц-цамое, может, ты изменишь своё мнение?

— Вадим Олегович, ещё не напечатали столько денег, чтобы я отказалась провести отпуск с семьёй, — решительно пресекла она поползновения шефа. — В нашем государстве по КЗоТу один раз в год каждому служащему положен отпуск, и лишить меня этого права не может никто, даже вы.

— Зачем же сразу лезть в бутылку? Никто не лишает тебя твоих гражданских прав, — напряжённо произнёс он.

— Вот и прекрасно, — в тоне Любы не было даже намёка на агрессивность, но, услышав её слова, Зарайский передёрнулся.

— Значит, мы не договоримся? — с досадой скривился он.

— Не думаю, — отказ Любаши прозвучал обтекаемо, но всё же это был отказ.

— А если я попрошу тебя лично?

— Боюсь, мой ответ вас огорчит. Через две недели я ухожу в отпуск, так что ищите мне на это время замену, — и руки Любы вновь забегали по клавишам.

— Ну что ж, замену так замену… — пробурчал себе под нос Зарайский, — только как бы эта замена не вышла тебе боком.

* * *

— Это ещё хорошо, что районный Дом пионеров на лето не закрыли, а то бы детям совсем некуда было деться. Здрасьте, Роза Руфимовна, — кивнув через стекло дородной вахтёрше, Лидия толкнула дверь подъезда и снова обратилась к Любе. — Если бы не его авиамодельный кружок, хоть пропадай, в Москве ни одной живой души, половина по лагерям разъехалась, половина у бабушек в деревне гостит, один мой Славик как неприкаянный городской пылью дышит.

— А чего ты его не отправила в лагерь, может, ему бы там веселее было, всё-таки с детьми? — Любаша, памятуя о том, что дежурившая на первом этаже суровая вахтёрша не любила порчи вверенного ей государственного имущества, аккуратно придержала массивную входную дверь.

— Да какой ему лагерь, ты же знаешь, какая он тютя-матютя, — махнула рукой Кропоткина. — Вот твой Минька — другое дело, наверняка председатель отряда или член совета дружины лагеря.

— Бери выше, — улыбнулась Любаша, — председатель совета дружины, большой человек!

— Ну вот, председатель! А мой Славик не то что пионерской дружиной управлять, он в своём чемодане запасных трусов не отыщет, если вообще сообразит, что это его чемодан, — грустно протянула Лидия. — Если бы он вместе с твоим Минькой поехал — другое дело.