Ветренное счастье

— Это у Огольцовой, что ли? — насупился Филька. — Дык она же старая, из неё, как из поролонового матраца, пылюха сыплется. На кой ляд мне эта старая перечница? Ни подштанников постирать, ни пинжака отутюжить, только ложкой может по тарелке долбить. Я что, себе вражина, такой раритет в дом волочить? — искренне возмутился Филька. — Мне бы чаво помоложе.

— Помоложе? Так Фаине всего семьдесят два исполнилось.

— Вот далась же тебе эта укладистая торба, да у неё одного интеллекта пудов на девять, а у меня и четырёх не наберётся! — всерьёз осерчал Филька. — И потом, мне в ентом годе только шестьдесят девять стукнет, я ж, можно сказать, ещё мужчина в самом соку, а эту рухлядь, Фаину, на вторсырьё, и то уже не возьмут — износ больно велик.

— Ну, как знаешь, дядя Филипп, но с такими запросами тебе и впрямь мыкаться до гробовой доски холостым, — развёл руками Кирилл и, бросив сигарету на траву, тщательно примял её каблуком сапога.

— Да пёс с ними, с бабами со всеми, вот, добра-то ещё — с лопатки не соскоблить, было б об чём говорить, — махнул рукой Филипп. — Ты мне поведай, Кира, лучше об другом. В деревне балакают, ты дом приехал с рук спускать. Скажи, врут люди али нет? И если не брешут, почём цену держать будешь?

— Тебе это для чего, дядя Филипп? — Кирилл уже потянулся за топором, но при последних словах обернулся и с интересом посмотрел на соседа. — Не иначе как у тебя на примете покупатель.

— А если и так? — по-мужицки хитро сощурился Филька. — Так почём отдавать решил?

— Это смотря кому, — неопределённо протянул Кирилл.

— А коли я тебе скажу, что думаю дом покойного Савелия для себя взять? — бросил пробный камень Филька.

— У тебя ж своё подворье есть, зачем тебе наше?

— Значит, есть резон, коли торгую, — выражение лица Фильки было безмятежно-отстранённое, будто бы покупка кряжинского дома волновала его едва-едва, но по тому, как, дёргаясь, часто и напряжённо ходил из стороны в сторону носок его правого сапога, Кирилл ясно понял, что сегодняшняя встреча с Филькой случайностью не была.

— Ну-ка, дядя Филипп, не темни, — Кирилл снова воткнул топор в тяжеленный изрубленный кряж и потянулся за второй сигаретой. — Чем тебе так отцовский дом приглянулся?

— И-ех! — махнув короткими грязными пальцами с расплющенными обломанными ногтями, Филька смачно причмокнул губами. — Не хотел раньше времени говорить, но ты ить всё одно не отцепишься. Дело такое… — замявшись, Филипп опустил глаза в землю, и в первый раз Кирилл увидел, как Филька краснеет. — Дело в том, значица, что Клавдия меня сегодня попёрла со двора взашей, но как бы не совсем.

— Что значит не совсем? — Филькин смущённый вид привел Кирилла в полнейшее удивление. — Ты ж сказал, она вымела тебя с крыльца поганой метёлкой.

— Вымела, — согласился Филька. — И правильно, что вымела, потому как Клавдия — женщина исключительно практичная и умная. Сам-то я ей как мужчина, видно, давно глянулся, но её скворечник на ладан дышит, того и гляди, крыша на голову повалится, а в мой собашник она ехать отказывается, говорит, такую холостяцкую конуру довести до ума — жизни не хватит. Вот и выходит, что моя семейная жисть упирается в жиличный вопрос. Так почём просить станешь? Тыща рублев у меня за душой есть, а больше взять неоткуда.

— Тысяча? — Кирилл задумчиво вытянул губы трубочкой. — Маловато будет. Добавить бы нужно.

— Говорю же тебе, бестолковая твоя голова, больше нет. Тыща — последняя цена, хучь убей! — горячо всплеснул руками Филька, и его плоские ноздри несколько раз коротко вздрогнули.

— Ну как же нет, когда тебе Смердин в прошлом году за баньку две платил? — в глазах Кирилла появился весёлый блеск. — Куда ж они делись?

— А куды они обычно деваются? — Филька сложил пальцы и звонко щёлкнул себя по шее.

— Как же ты, надумал жениться, а сам за воротник закладываешь? — поддел его Кирилл.

— Это когда было?! — от волнения Филька даже привскочил со скамейки. — Ну, ладно, твоя взяла, даю тыщу сто — и по рукам, лады?

— Откуда же ты возьмёшь тысячу сто, когда у тебя «тыща и больше ни копейки?»

— И что ты за жмот такой? — возмутился Филька. — У человека жисть решается, а он цыганит. Ладно, бери тыщу сто пятьдесят, и считай, разговора не было.

— Что ж ты, дядя Филипп, на Клавдии решил сэкономить? Она к тебе, можно сказать, всей душой, а ты жмёшься? — Кирилл еле удерживался от того, чтобы не рассмеяться в открытую.

— Значит, не сошлись? — Филька нахохлился, подобрался и стал похож на замёрзшего воробья. — А ты хлеще покойничка Савелия будешь, жук семижильный, — в его голосе звучало разочарование. — А если частями платить буду, тоже никак?

— И много ты платить надумал?

— Больше двух твоя халупа не стоит, — уверенно отрезал Филька, — хучь чего хошь говори, не стоит.