Ветреный мальчишка (СИ)

Я бежал по гулкой школе и моргал, чтобы не потекли слёзы. Всё, больше никаких соплей! Я отрезал по живому. Пришло время становиться независимым. Сколько ещё мне страдать из-за сильной к ним привязанности? К черту всё! Надо начинать быть самостоятельным. Холод улицы ударил в лицо. Сначала узел связи, потом домой, отдать деньги соседям, не забыть поблагодарить.

Я сидел дома и с бесконечной отрешённостью, граничащей с равнодушием, отсекал своё прошлое. В какой-то момент пришла Нина.

— Я слышала, что у тебя бабушка умерла.

Она села рядом и попыталась меня обнять.

— Не трогай меня.

Она опустила руки.

— Ты стал холодным. Не отгораживайся от меня, не замыкайся в себе. Если будешь так делать, я не смогу быть рядом, я уйду.

— Уходи, так будет лучше. Ты потом поймёшь почему.

— Гонишь меня?

— Нет.

Стены, что я возвёл, рушились, накатывала горячая волна слёз. Она обняла меня, а я плакал и чувствовал себя опустошённым. Слёзы кончились, я смотрел ей в глаза прояснившимся взором.

— Пожалуйста, уйди, если ты будешь рядом, я не смогу стать сильным, я не перестану надеяться на твою помощь.

Она встала, собралась и вышла. Я вновь сел, отсекая все привязанности, что соединяли меня с миром — моя боль не коснётся его и тех, кто рядом. Я больше никого не затяну в свою смерть.

Я не пошёл на похороны, слишком холодно, да и не люблю я такие мероприятия. С родителями не разговаривал, довёл до слёз брата. Его отвели к соседскому дружку. Сижу жду. А она всё не приходит, моя госпожа. Наверное, придётся тащиться самому. Ухмыляюсь. Вот ведь как бывает. Ты придёшь, моя дорогая, придёшь. Я лёг и стал проваливаться в тёмную бездну сновидений.

Холодные мглистые тени, страна обречённых. Тёмные железные коридоры, бегу, бегу, падаю в пропасть, холодные руки трогают тело, раскрывают грудь.

— Где-то здесь должно быть сердце.

— У него его нет.

— Он что, его продал?

— Он его отдал Ветру.

— Просто так? Какой глупый мальчишка. Он что, думает, что Ветер его теперь спасёт?

Я не думал, я знал. Я лежал на ледяном троне, а она поедала моё тело, тело без сердца.

— Я выпью твой тёплый ветер, — шептали кровавые губы. Она срезала ломтики замёрзшей плоти, нож скрёб по кости. — Слушай, слушай, скоро я доберусь и до твоих ушей, а глазки были ничего, сочные. — Сознание мутилось, соскальзывало в небытие. Я не мог себе этого позволить — иначе бы умер навсегда. Я цеплялся за острие ножа, рассекающее плоть, и скользил вместе с ним. Она не спешила, наслаждаясь. — Как сладко кушать живого, как замечательно сочно.

Взяла то, что осталось от моего тела, и, напевая, закружила в танце. Кости мои обратились в лёд. Голос её слился с завыванием ветра. Она подбросила мой скелет вверх и рассекла ножом. Миллионами снежинок он падал вниз. Она смеялась, кружась, подставляя им лицо и руки. А моё сознание, подхваченное Ветром, унеслось прочь, в небесную высь.

Я сел на кровати, посмотрел на тёплые руки, потрогал ноги и понял, что у меня получилось.

Выскочил из комнаты и сбежал вниз. Все сидели на кухне и пили чай. Тихонько зашёл. На меня обернулись. Не выдержав переполняющей изнутри радости, улыбнулся от уха до уха и сказал:

— Я снова живой!

— Слава Ветру! — произнёс отец и тоже улыбнулся.

— Как же я проголодался за день, — сказал я, уплетая сладкую булочку.

— Ты вообще какой-то худой, — заметила мама, — даже на два дня тебя оставить нельзя, а ещё хочешь быть самостоятельным.

— И буду!

— Мы этого и хотим, Олег, — сказал отец.

Мои уши от стыда, наверное, стали ярко-красными, уж я их точно такими чувствовал.

— Надо Нине позвонить! — спохватился я и выбежал из комнаты.

Набрал номер. Она обрадовалась и сказала, что придёт. Вернувшись и подойдя к двери, услышал мамин голос.

— Может, не стоит на него так давить?

— Ты видела его глаза?

«А что с моими глазами?»

— Чистая сталь, прозрачный лёд и небо.

— А ты говоришь, не стоит. Он сумел выйти новым, сбросил всю мару. Даже дед доволен. Четыре предка свободны, семья начинает с чистого листа.

Я подождал ещё немного и вошёл.

— Сейчас Нина придёт.

— Загонял девочку, негодник!

— А я что? Я ничего! Я её люблю, между прочим!

— Скоро ль внуков ждать, любвеобильный наш?

— Ещё чего! Меня сначала воспитайте!

— Уж ты не сомневайся, воспитаем, вспомним про карточку для Интернета и пойдём воспитывать.

— Ладно, сколько вам внуков?

Дальше все только смеялись и, как обычно, надо мной. Я тоже смеялся, а почему бы нет?

Что-то не так. 23 января 2006 г.

Нине разрешили пожить у нас неделю. Но уже через пару дней я понял, что что-то не так. Не могу объяснить это словами, но было такое ощущение, что она больше не вписывалась в нашу жизнь, в мою жизнь. Может, она чувствовала себя чужой? Я по-всякому пытался сделать так, чтобы ей было комфортно, но у меня ничего не получалось. Она оставалась какой-то замороженной.

— Что происходит? — спрашивал я.

— Ты не живёшь на земле. Ты всё время где-то витаешь, а я тебя жду.

— Но ведь сейчас я с тобой!