Ветры Севера

Фиах снова погрузился в размышления. Самую сложную задачу представляло Белогорье. Им по-прежнему правили гордые потомки королевы Милолики, и, согласно преданиям, в их жилах текла кровь легендарной королевы Драгомиры, а значит, и эльфийская кровь. Они всё так же считали себя «северным щитом». Более широкий проход сквозь Ледяную Стену выходил к их королевству, и, как и тысячи лет тому назад их предки, они были готовы заслонить собой остальной мир от угрозы с севера. Кроме того, здесь невозможно было разыграть эльфийскую карту, поскольку это было единственное королевство, в котором к эльфам относились так же, как и к людям. Да и та часть Эльфийского Королевства, которая теперь входила в состав Белогорья, присоединилась к нему добровольно – тогда, когда эльфам пришлось отступить под защиту хребтов, окружающих Драйахгленн. Было неясно, как отреагировала бы королева Белогорья, если бы Эльфийское Королевство захотело вернуть свои земли, подойдя к её границам, но пока что эльфы Белогорья считали её своей королевой и отказывались присоединяться к Тайбшиахам. Правда, и в этом королевстве не всё было безоблачно. Здесь тоже были свои влиятельные аристократические дома, которые, с одной стороны, стремились к большей власти, а с другой – опасались, что эльфы могут попытаться вернуть свои земли. Вдобавок в последнее время пошли разговоры, что во времена надвигающейся войны во главе королевства не должна стоять женщина. Фиах ухмыльнулся: это явно были происки хатуки, у которых только мужчины имели право становиться вождями. Что же касалось Белогорья, то там традиция женского правления уходила далеко в древность: по каким-то непонятным причинам со времени первой войны с хатуки все первенцы, а иногда и единственные дети, были девочками. Поэтому идея предпочтительности мужского правления для белогорцев была по меньшей мере странной, хотя её приверженцы подчёркивали, что именно король возглавлял армии Белого Королевства во время прошлой войны с севером, а также напоминали, что, с другой стороны, именно женщина, принцесса Милолика была не слишком удачлива в вопросах ведения войны. И всё-таки пока что Белогорье твёрдо стояло за свою королеву, а местные эльфы отказались с ним разговаривать и отослали его прочь. И вот сейчас он сидел в этих старых руинах – напоминании о древних войнах – и размышлял, что же делать дальше. Одним из очевидных решений была бы организация провокаций: нападения и на людские, и на эльфийские поселения в Белогорье, в надежде настроить их друг против друга и столкнуть королевство в гражданскую войну. Однако подобные мысли вызывали в нём внутренний протест. Одно дело – нападать на поселения людей в Срединоземье и Светлолесье, где эльфов притесняли, но совершенно другое – нападать на своих и платить чёрной неблагодарностью тем, кто относился к его народу по-справедливости. Кроме того, его всё больше раздражало то, как вождь-хатуки относился к своим эльфийским союзникам. Начиналось всё подчёркнуто уважительно, но было очевидно, что постепенно правитель Ырит’Юктэ всё больше стал рассматривать Тайбшиахов, как своих подданных, предъявляя им требования и иногда даже грозя своим гневом. Фиах нахмурился: это могло привести к осложнениям; может быть, всё-таки эльфийский король был прав в том, что не доверял хатуки?

Лёгкий топоток прервал его размышления. Он бесшумно поднялся и отступил в тень ближайшей колонны: хоть в Белогорье на него никто бы не напал лишь за то, что он эльф, будет лучше, если он останется незамеченным. Он с удивлением увидел, что у фонтана появилась маленькая людская девочка лет шести или семи. Какое-то время она радостно расплёскивала воду своими крохотными ладошками, а затем обратила внимание на розовые кусты, растущие вокруг. Она заприметила особенно красивый цветок и захотела его сорвать, но оказался для неё слишком высоко, даже когда она встала на цыпочки. Она предприняла несколько бесплодных попыток, забавно пыхтя от усердия, а затем вдруг замерла на месте с широко раскрытыми глазами. Фиах понял, что она его заметила. Несколько секунд они смотрели на друг друга, а потом девочка вдруг широко улыбнулась и сказала «lе do thoil»[2], показывая на цветок. Фиах вздрогнул – эта странная девочка не только не испугалась его, но и обратилась к нему по-эльфийски. Хотя поскольку она сказала лишь одну фразу и только показывала на цветок, она видимо не знала больше. Затем он вспомнил, что он всё-таки находится в Белогорье, эта девочка не знала, кто он, и у неё не было причин бояться эльфов. Что-то в её ярко-синих и невинных глазах заставило его судорожно сглотнуть, он сделал несколько шагов, сорвал цветок и с едва уловимой, вымученной улыбкой протянул его девочке.

– Gorai mait[3], – поблагодарила она его и снова улыбнулась.