Ветувьяр (СИ)

Раздался настойчивый стук в дверь. Сердце Селин пропустило удар. Она должна это сделать, должна вылезти из этого проклятого окна!

Если она сорвется, король ее непременно поймает. Он же поклялся ее защищать.

Голова внезапно закружилась, и девушка не сдвинулась с места. В дверь ударили сильнее. Еще раз. И еще. Теперь Селин не сомневалась, что гвардейцы пытаются ее выбить.

Развернувшись спиной к ветру, она вцепилась пальцами в оконную раму и попыталась свесить ногу, ища под подошвой выступ в стене. На Селин все еще была мужская одежда, но даже в ней девушка не ощущала никакого удобства.

Оконная рама держалась на честном слове — старое дерево трещало от хватки Селин, ей казалось, что оно вот-вот разломится прямо у нее в руках.

Нужно было торопиться — девушка видела, как дверь комнаты медленно, но верно поддается ударам гвардейцев. Еще немного, и засов не выдержит.

Она не осмеливалась смотреть вниз. Нужно было всего-то отыскать ногой выступ в стене и перенести на него вес тела, не забывая при этом держаться руками, но Селин не могла этого сделать. Даже под страхом смерти.

Девушка дрожала, как осиновый лист, сердце бешено гремело в груди, а руки изнывали от напряжения. Она готова была разрыдаться прямо сейчас.

Выбитая дверь грохнула о стену, и в помещение вломилась толпа королевских гвардейцев. Естественно, они заметили Селин, что застыла в оконном проеме и никак не могла уцепиться за стену.

Наконец, она решилась. Пристроив носок сапога на краешке каменного кирпича, девушка осмелилась опустить вниз вторую ногу, но чья-то сильная рука тут же рванула ее за ворот и потащила вверх.

Селин закричала, пока гвардеец тянул ее назад, в окно, грозясь задушить. Она вцепилась пальцами в его руку, но это оказалось бесполезно — девушку уже втащили на подоконник, обхватили за плечи, не давая пошевелиться, и приставили к ее горлу холодное лезвие.

Она сидела на самом краю подоконника, свесив ноги вниз. Гвардеец держал крепко, но он не сделает ничего, если Селин захочет спрыгнуть. Просто так — взять и разбиться. Избавить от проблем всех, кто пытался ее спасти или защитить. Может, король даже еще успеет убежать…

Она этого уже не узнает, да и зачем? Зачем ей эта жизнь, в которой она предала всех, даже саму себя?

Но внизу — отсюда Селин было хорошо видно — уже стояли гвардейцы, окружившие ветувьяра со всех сторон. Судя по оголенной сабле, он собирался дать им бой, но замер на месте. Из-за Селин.

Он не сводил с нее глаз и не двигался с места. Вот так она своей трусостью погубила их обоих.

— Ваше Величество! — Обратился к ветувьяру гвардеец, что держал Селин, — Именем нового короля Кирации Шерода Лукеллеса мы приказываем вам сдаться. Или эта девица умрет!

“Это твой шанс, — подумала Селин, — Шанс умереть достойно, а не как последняя трусиха!” Нужно было просто прыгнуть. Возможно, она умрет сразу и даже не почувствует боли. Тем самым она развяжет ветувьяру руки.

Но как он в одиночку отобьется от такой толпы солдат?

Только сейчас Селин поняла, что по ее лицу ручьями льются слезы. Девушка и сама не знала, почему плачет. Вряд ли она боялась смерти.

По крайней мере, не больше, чем жизни.

И все-таки раньше, чем она решилась шагнуть в пустоту, король убрал саблю в ножны и поднял руки:

— Я сдаюсь. Отпустите ее.

*

Эйден не знал, кого он больше ненавидит — Лукеллеса или человека, что сидел сейчас перед ним. Лагат Фадел — бывший комендант столицы, взяточник, лжец и предатель. Именно он допустил, что после смерти отца Тейвона и Реморы Анкален одно за другим сотрясали восстания, бунты, убийства и грабежи. Сейчас происходило то же самое, но на этот раз Фадел не просто это допустил — он стоял во главе.

При этом, они с Эйденом ненавидели друг друга взаимно, а потому мужчина не сомневался, но зарвавшийся старик сейчас начнет всячески унижать его, и все эти унижения ему придется глотать. Ради Реморы можно было пойти и на большее.

Той ночью в особняке Вивер она словно заново его зажгла — Эйден понял, что он действительно рано смахнул свою фигуру с игральной доски. Он не знал, сколько ему осталось гореть — болезнь отступать не собиралась — но на пару ходов времени еще хватит. И Эйден надеялся, что эти ходы окажутся верными.

Сейчас он совершал первый из них, смирно стоя перед человеком, по которому давно плачет виселица.

— Признаться, не ожидал… Куда же ты втоптал свою гордость, граф? Туда же, куда и честь? — Вместо приветствия хмыкнул Фадел.

Он сидел перед камином с бокалом вина и грел свои немолодые ноги. За те годы, что Эйден его не видел, бывший комендант стал еще крупнее, чем был, хотя тягаться по объему с Лукеллесом все равно не мог.

Он даже не пригласил Эйдена сесть, хотя мужчина все равно бы отказался. Ему было противно находиться рядом с этой мразью.

— Не вам говорить мне о чести, — Отозвался Эйден.

— Смотри-ка, гордости стало меньше, а наглости — больше. Ты бы прикусил свой язык, граф. Или ты забыл, что комендант здесь снова я?

— Как раз поэтому я здесь, — Сквозь зубы процедил Эйден, — Я пришел просить аудиенции у Его Величества Шерода Лукеллеса.