Ветувьяр

“Не стану грабить я суда

И брать на абордаж”.

И возмутился было черт

И поднял волны черных вод,

Чтоб только парню показать,

Кто властен над судьбой.

Уплыл наш черт ни с чем назад,

Но годы шли вперед и в ряд,

И вот влюбился наш моряк

В красавицу одну.

Он приходил к ее отцу,

Просил руки и шел ко дну —

Ведь видной дочери купца

Не пара наш бедняк”.

Джеррет оглядел свою команду и понял, что хлопают, стучат и подпевают все без исключения, и лишь одна Селин смотрит так внимательно, что от этого даже становилось не по себе.

Как только адмирал вновь затянул припев, моряки запели вместе с ним в голос:

“Что ж, я найду корабль,

И буду я в морях блуждать,

Чтоб только рядом быть с тобой

Отныне и навек!

Он жег и грабил корабли,

Впотьмах мечтая о любви,

Команде преданной своей

Ни слова не сказав.

Ты, милая моя,

Ты сможешь полюбить меня!

Со мной ты будешь до конца,

Вернусь лишь я домой…”

Селин смотрела на него как завороженная, не отрывая взгляда. Джеррет и подумать не мог, что так очарует ее своими дурацкими воплями. Продолжая хлопать в такт мелодии, он попытался петь лучше, чем обычно:

“Но злобный старый черт морской

Любил смеяться над судьбой:

Не верил ведь ему моряк,

А выдумка сбылась…

И снова волны черных вод

Он поднял, чтобы бить о борт.

Попал наш парень в страшный шторм

С командою своей.

А молодая дочь купца

На берегу его ждала.

А, может, ждет и до сих пор —

Я так и не узнал…

Шел тот корабль ко дну —

Наш парень видел наяву

Как верно ждет его она,

И ждет, конечно, зря”.

Пропев последнюю строку, Джеррет резко замер на месте и с облегчением выдохнул. Парни разразились криками, свистом и аплодисментами, но адмирал смотрел только на Селин, на лице которой впервые за этот вечер появилась улыбка. Атвин что-то сказал ей, и она с опозданием отреагировала, на мгновение улыбнувшись и ему.

— Вот, как надо-то, а! И в бою хорош, и на пиру! — Провозгласил Ноппер, когда Джеррет вернулся за стол и хлебнул пива.

— Да не нахваливай, я тебе не девица, чтоб комплименты слушать! — Покосился на старпома адмирал.

А вот на него самого с завистью поглядывал Хетинг, и от этого взгляда захотелось отмыться. Джеррет внезапно ощутил, что сидели они здесь уже часа четыре, если не больше, а духота действительно вот-вот выведет его из себя.

— Давайте-ка расходиться, — Предложил он, поднимаясь из-за стола, — Битый час уже задницы тут просиживаем.

Кто-то согласился, кто-то — нет, но капитану все привыкли подчиняться, а потому твиндек быстро опустел. Моряки расползались по каютам, а сам Джеррет решил пока остаться на палубе. Он стоял у борта, позволив ветру юной осени охладить его разгоряченное тело. В той духоте он так взмок, что на лбу выступила испарина, а просторная льняная рубаха прилипла к телу.

— Доброй ночи вам, Селин, — Раздалось у него за спиной. Джеррету не надо было оборачиваться, чтобы понять, что его безнадежно влюбленный адъютант прощался там со своей зазнобой.

— И вам, — Тихо ответил ему женский голосок.

Селин уже неплохо говорила на кирацийском короткие фразы, но в длинных пока что путалась, хотя это должно прийти со временем. Джеррету в свое время тоже нелегко давались языки.

Тяжелые шаги Атвина постучали по палубе и затихли.

— Селин? — Джеррет чуть повернул голову, чтобы убедиться, что девушка все еще стоит на месте. Так оно и было, — Что-то случилось?

— Нет, — Почти неслышно ответила она на эделосском, подходя ближе, — Просто хотела сказать, что вы очень хорошо пели.

— Вздор, — Отмахнулся он, — Вы просто не слыхали хороших певцов.

— Всем понравилось…

— Это мои люди, Селин, — Он посмотрел ей в глаза. Чем чаще Джеррет это делал, тем реже девушка отводила взгляд, — Они не посмеют меня обидеть.

— А о чем была эта песня? — Вдруг поинтересовалась она.

— Да так, ерунда. В Кирации ее любят только дети да моряки.