Ветвь оливы

То, что я с первого же раза, наугад, застал Мержи дома, заставило меня еще больше усомниться в его якобы скорой свадьбе. Слуга немедленно проводил меня к нему.

— Выглядишь изумленным, — злорадно сказал он сразу же, вместо приветствия.

— А я и впрямь изумлен до чертиков, — ответил я, и мы пожали друг другу руки. Он кивнул мне на кресло, обитое алым бархатом, и сам уселся в такое же. Вид у него был одновременно загадочный, насмешливый и горький.

— Выходит, это правда, что ты ничего не знал?

— Ничегошеньки. Если бы знал, принял бы какие-то меры, чтобы увернуться.

Он засмеялся, но как-то отстраненно и отчужденно. Похоже, на самом деле он был уязвлен происшедшим. По крайней мере, я так думал, и это вызывало у меня отчаянную неловкость, с которой хотелось разделаться как с гордиевым узлом, для этого я сюда и приехал.

— Я не совсем о том, — промолвил он мягко. — Я о том, что я намерен вернуться, как говорится, в веру моих отцов.

Я уставился на него молча.

— Боже правый! — сказал я наконец. — Ты не серьезно.

— Серьезно, — сказал он.

— Но почему? — воскликнул я.

— Потому, что это вдруг потеряло значение.

Я машинально покачал головой.

— Не потеряло. Все еще вернется…

— Так вот пока не вернулось…

Мы снова помолчали.

— Ты думаешь, я не знаю, чем все чуть было не кончилось? — снова заговорил он негромко. При любом удобном случае все снова сорвется и вернется на круги своя.

— Может быть и нет… — пробормотал я.

— Хорошо, если нет, — в его голосе прозвучала угрюмая твердость.

— Никогда не думал, что ты захочешь вернуться. Для такого человека как ты, мне казалось, это как шагнуть в пропасть — один раз и навсегда.

— Я и сам так думал. Только отчего-то земля перевернулась. Ты часом, не знаешь, отчего?

— Нет… — И хотел бы знать, к чему это «нет» относилось. — Но послушай, что это за слухи о твоей свадьбе? Как-то это не очень вяжется с тем, о чем ты мне сейчас говоришь.

— Ах, это… — он засмеялся, небрежно отмахнувшись. — Это один из удобных предлогов. Ты же знаешь, какая она взбалмошная особа! Она все и придумала.

— Один из предлогов. — Я внимательно посмотрел в его черные глаза. — Ты ведь все еще не уверен, правда? И раздумываешь.

— Никакой свадьбы, я уверен, не будет.

— Я не о свадьбе.

Он помрачнел, поигрывая золотой кисточкой на бархатной подушке.

— Это неважно. Выслушай меня. Мне очень жаль. Но я не понимаю, что происходит. И мне не нравится не то, что воевать против того, чего я не понимаю, сколько за то, чего я не понимаю. Это какой-то дурной сон, погоня за призраками. Эти люди призывали прежде к примирению. Как они оказались вдруг всеобщими врагами? Во всем этом слишком много странного и темного. Ты же не веришь сам в эту чепуху об украденных душах? — спросил он насмешливо. Я посмотрел на него в изумлении.

— Может, еще не стоит верить в то, что вино затуманивает рассудок?

— Кстати, о вине, — Мержи махнул на столик с забытыми бокалами, мы к ним и не притронулись. «И довольно с меня на сегодня», — подумал я с досадой и покачал головой.

— Неужели ты веришь, что все это было так благостно? — спросил уже я.

Он усмехнулся.

— Только не думай, что я не ценю того, что не случилось то, что могло бы случиться. Я понимаю, что дело пахло новой войной. Что политически выгодно расправиться с теми, у кого еще нет толком ни армий, ни связей с другими государствами. Как бы неблагостны они ни были. Бросить между жерновами. Но что будет потом? Все то же самое. Эта малая кровь не избавит от большой.

— Так вот как ты думаешь. — Я помолчал. — Да, конечно, все дело лишь в том, что с ними у всех еще слишком мало счетов. Мало кто видел их истинное лицо и мало кто знает, на что они способны.

— А откуда это знаешь ты? — обвинения в его голосе не было, только сочувствие и сожаление, будто ему горько видеть мое недомыслие или будто ниоткуда взявшийся религиозный фанатизм.

Ничего странного. Черт возьми, ничего странного в этом не было.

— Неважно, — сказал я спокойно. — Наверное, как оно все повернулось, это к лучшему.

— Конечно, — ответил он. — Если ты знаешь, что делаешь.

— К сожалению, знаю.

— Так мне и сказали. Не беспокойся, я ничего не потерял. Уж в этом ты точно можешь быть уверен. А во что ты там ввязался и почему, надеюсь еще как-нибудь узнать, и надеюсь, что ты будешь при этом в полном здравии.

Я кивнул и бросил на него пристальный взгляд.

— Хорошо. Пообещаешь мне одну вещь?

— Какую?

— Не считай свою жизнь бесповоротно конченой, даже если кругом творится что-то непонятное. И не надо изменять себе самому — изменяй кому угодно, только не себе. Ты этого никогда не делал, и сейчас начинать не повод и не время. И еще вот что…

— Кажется, это будет уже не одна вещь…

— Я как раз подбираюсь к главному. Женись.

— Что?..

— По-моему, это отличная сумасбродная идея. Не на герцогине, так на ком-нибудь еще.

— Да ты шутишь!