В центре хижины синеватым пламенем грел костер из сухих смолистых корней, дымок вился вверх, исчезая в дымовом продухе. За огнем следила уже почти взрослая молодежь, подкладывая дрова и регулируя вытяжку двумя длинными шестами. Вокруг на теплых циновках уже собралось много чвабуров – и родочи, и старики, и самки. В основном молчали, вдыхая и выпуская пар из трубок газового дерева, но слышались и тихие разговоры, и редкий смех – несмотря на чувство опасности и действительно сложную жизнь племени, чавбуры были веселой расой, смех – это здоровье, – говаривали старики.
Полог входа приподнялся, и один за другим вошли три седых старика. Там, где тела были не прикрыты одеждой и снаряжением, виднелась старческая морщинистая кожа почти без меха, уши и головы были совершенно голые, но у двух с переносья свисали длинные седые усы, а у третьей – самки – ресницы были еще белее от возраста. Старики были действительно стариками, они прошли долгий и нелегкий жизненный путь, но все трое выглядели бодро, сухие тела были наполнены мышцами и скрытой силой, глаза горели огнем живейшего интереса к жизни и непокорства времени. Разговоры смолкли, присутствовавшие обернулись к вошедшим, молодежь у костра отодвинулась в сторону, и трое старейшин расселись вокруг огня. Разговор начался сразу, ненужные церемонии были не в обычае чвабуров.