Надо честно признать, работа у меня все равно не клеилась ни в тот день, ни на следующий. Я постоянно ловила себя на мысли, что мне хочется снова по-настоящему принять участие в фотосессии, как пообещал мне Дэниел, а вот писать диссертацию не хочется совсем. Меня начинало тошнить при мысли о том, что скоро нужно возвращаться на кафедру, объясняться с каким-то неведомым мне ассистентом, который, возможно, в меня влюблен, а это означает окончательно уронить себя в глазах мисс Лейн у которой, как мне казалось при всех заверениях Джейн, на меня зуб. Оно, в общем-то, и понятно: мне бы тоже не понравилось, если бы какая-нибудь первокурсница сказала мне, что мои методы устарели, что я выражаюсь как робот, лишенный человеческих чувств. Но я ничего не могла поделать и с собой тоже – да, мисс Лейн можно понять, но и меня тоже «можно понять». Почему я обязана себя постоянно переламывать в угоду таким вот дамам, у которых нет в жизни ничего кроме одной-единственной концепции? Даже не науки – человек, живущий наукой, может быть очень страстным, отдаваясь своей идее и заражая ею всех вокруг при умении заинтересовать своими аргументами, подать себя – а именно концепции. Такие как мисс Лейн – фанатики от науки, упертости которых позавидовали бы фанатики религиозные. У фанатиков научной теории своя инквизиция, свои ордены, отстаивающие честь магистра – то есть автора теории и его ближайших учеников и последователей – а своих оппонентов они практически в открытую не стесняются называть еретиками, разве что слово для этого появилось другое, светское: «антинаука». Все, что им не нравится, все антинаука или подмена понятий. Жаль, я за все время своей учебы и научной карьеры так и не освоила это искусство грязной аргументации. Может быть сейчас не чувствовала бы себя в науке как панк в торговом центре.
Собственно, что меня ждет в будущем? Я вижу два варианта и оба не отличаются оптимизмом.
Первый. Я успешно смогу защититься, если случится чудо и мисс Лейн полюбит меня как родную дочь или заболеет, и стану доктором философии. Меня ждет место преподавателя, о котором я так мечтала еще месяц назад, но теперь, глядя на то, чем интересуются другие преподаватели (а интересуются они всем: отстаиванием именно своей точки зрения, деньгами, премиями и грантами, конкурсами за звания, словом, чем угодно, только не поиском истины и стремлением дать ее студентам), эта мечта с приближением дня Икс стала куда-то потихоньку пропадать. Ведь и мне придется окунаться в эту грязь. Да и – что уж говорить – кому из студентов действительно интересно то, что я стану преподавать? Таким же фанатикам как я или мистеру Хили разве что, но сколько таких? Даже Джейн, несмотря на успехи в учебе, больше мечтает выйти замуж за обеспеченного самца, а работе над заданием предпочтет ночной клуб. И это она мне говорит «продолжай работать»! Да, она считает, что в этом моя жизнь, что я особенная, но как же иной раз раздражает эта помесь мамочки и старшей сестры в ней! А учитывая ее характер, даже, скорее, старшего брата.
Второй. Я не защищаюсь и позорно проваливаюсь к радости мисс Лейн. Ну тут просто нечего комментировать. Никогда не пробовала заниматься чем-то кроме науки, а если у меня отнимут и ее, куда мне идти, чем заниматься и на что жить? Даже «традиционная ирландская семья», над которой постоянно смеются эти так называемые просвещенные умы, мне не светит: детей у меня нет и по-видимому не может быть, судя по наблюдениям врачей. И меньше всего мне хотелось бы снова нарваться на такого милого любящего мужа, который станет обвинять меня в том, что я обманывала его, скрывая бесплодие, что я пытаюсь заставить его чувствовать себя виноватым и унижаю как мужчину, как это было с моим бывшим мужем.
По сути, подвела я для себя итог, мое будущее рисуется в таких мрачных красках, что только и хочется сказать «надо выбрать меньшее зло».
С другой стороны, есть третий вариант, пусть и временный: Дэниел и его группа. Как знать, может быть, если у меня что-то получится с ним… то есть, с его группой, то может быть и я смогу поступить как он – черпать из науки вдохновения для личного творческого пути? Вот это было бы замечательно. Очень хотелось бы надеяться, что вся эта научная суета оставит мне хоть немного времени на Дэниела. То есть, конечно, на творчество.
Несколько дней подряд я через силу приступала к диссертации, руководствуясь принципом «художник, рисуй». Но ничего хорошего из этого не выходило: стоило мне вспомнить о сравнении пантеона кельтских, римских и скандинавских богов, я против воли явственно слышала слова Дэниела: «Вы похожи на Морриган, как я ее себе представляю». Я поймала себя на том, что своим характером и темпераментом он напоминает мне Кухулина. Мы еще толком не начали работать вместе, а мне уже в ярких красках представлялось как уладов проклинаю именно я, а не Маха-Морриган, или как умирающий от копья Кухулин поднимает на меня последний взгляд, откинув волосы и у него оказывается лицо Дэниела.