Ветви терновника

– Ну да конечно, – Николай Фёдорович встал с кожаного дивана и нервно заходил по комнате. – Мне ли не знать. Там полный распад и шатание. Что-то хотят создать новое, да не получается. Нужны новые правила ведение торговли с зарубежными странами, новые инструкции, распоряжения, новый государственный закон, наконец. Ты ведь знаешь, государственная монополия на внешнюю торговлю ликвидирована.

– Это я знаю, отец, – не скрывая своего нетерпения, проговорил Данила. – Я действительно тороплюсь, или ты забыл, куда я иду?

– Не забыл, не забыл. А ты другой, изменился за эти полгода, – чуть оторопело проговорил Николай Фёдорович, – давай проявим спокойствие и уважение друг к другу. Я хотел поговорить не о тебе, а о твоих товарищах по курсу.

– А зачем тебе это? – удивился Данила. – Мне-то откуда знать.

– Ничего себе. Вот так ответ. И года не прошло, как ты уже забыл своих друзьях. Не дело это. Поясню, чтобы только ты не задавал больше дурацких вопросов. Ты я думаю, понимаешь, что в нынешних условиях, перспектива у тебя выехать в загранкомандировку практически равна нулю. Торгпредства за границей сокращаются. Сейчас приветствуются другие веяния в экономике: создаются кооперативы, возникают частные фирмы. Одним словом, свобода для бизнеса и предпринимательства. Вот поэтому я и поинтересовался делами у твоих друзей. Сейчас надо не сидеть на месте, а поворачиваться. Итак?

– Хорошо. Знаю только, что Лёшка челночит: мотается с сумками, то в Турцию, то в Италию. Славка забрёл в какой-то институт: то ли в ИНИОН, то ли в ИМЭМО и там отсиживается. Остальные кто где.

– Вот что. Дам тебе совет. Со своими связи не теряй. Они могут быть тебе полезны. Каждый человек носитель какой-то информации, какой-то идеи, которую можно позаимствовать с пользой для себя.

– Я понял, – хмыкнул Данила, демонстрируя своё безразличие к советам отца. – Лучше скажи, когда вы с матерью возвращаетесь в Вену?

– А вот это как раз неизвестно, – Николай Фёдорович принялся раздражённо заламывать пальцы. – Идёт сокращение наших представительств по всем странам. И я приехал сюда, потому что мне было сказано, правда на правах предположения, что вызов в Москву связан с отзывом из Австрии, а возможно и увольнением из штатов. Вот такой расклад. В министерских кабинетах сейчас иные ветры дуют.

– Отец, мне действительно жаль, если это случится. И что ты намерен делать, если действительно уволят с работы? – Данила с сочувствием взглянул на отца, который выглядел как никогда потерянным.

– Ей богу, не знаю. Честно не знаю. Мне уже 55 лет. Это немало. Другой профессии у меня нет. Переучиваться поздно. До пенсии тоже далеко. Хотя, честно говоря, какая там пенсия. Смешно. Жалкие крохи. Чудовищная девальвация рубля все накопления почти обнулила. Осталась какая-то валюта. Но, – Николай Фёдорович выдержал паузу и развёл руками. – Проедать шиллинги – последнее дело. Вообще, на бобах останемся. Вот так, сынок, такие пригоревшие пироги.

– Я понимаю, отец, – Данила отложил в сторону свой атташе-кейс, который всё это время держал в руках, понимая, что разговор серьёзный и договорить его нужно. – Тогда надо что-то делать, а не сидеть на месте и ждать у моря погоды.

– Вот и я том же, Данила, – стал успокаиваться Николай Фёдорович, – всё правильно понимаешь. Теперь мы с тобой вдвоём отвечаем за семью, за её благополучие. Ну не идти же в ряды старушек, торгующих, чем не попадя на Тверской, или стучать вместе с шахтёрами касками у Белого Дома. Сделаем так. Завтра я иду к руководству и буду знать, что меня ожидает, ну а ты тоже начинай вертеть головой. Может быть, придётся перейти в какую-то частную компанию. Там уже формируются отделы по внешней торговле. Одним словом, не сиди на месте, и с друзьями потолкуй. Вот об этом я хотел с тобой поговорить.

Трясясь в промёрзшем троллейбусе 39-го маршрута в сторону Смоленской площади, Данила от нечего делать дышал на заиндевевшее стекло и пальцем пытался счистить проникшую внутрь салона изморось, хотя понимал, что сквозь оттаявшие глазницы смотреть в общем-то не на что. Всё та же заметённая снегом Москва. Закутанные во что попало жители, пробирающиеся среди сугробов по узким тропинкам вместо тротуаров в надежде обнаружить на полупустых прилавках убогих грязных магазинов продукты питания.

Как быстро всё может измениться в любой даже в самой благополучной стране мира, позволившей себе сомнительное удовольствие соскользнуть в омут перестройки и перемен для того, чтобы затем почему-то начать всё с нуля. Одним словом, зима девяносто второго.