Ветвящееся время. История, которой не было

До наших дней сохранились множество летописных и литературных памятников и может быть, то были бы жемчужины, сравнимые с бессмертным «Словом о полку Игореве».

Точно так же, как дожили бы до ХХI века многие памятники архитектуры, привлекающие восхищенных почитателей искусства и старины, погибшие в ходе нашествия – вспомнить хотя бы воздвигнутый в XII веке во владимирском Боголюбове великокняжеский дворец – великолепный образец древнерусского зодчества, с его искусной каменной резьбой, изразцовыми кладками и искусно спланированным ансамблем.

И до сего дня стоит на своем месте Старая Рязань и черниговский Вщиж – и не они одни. И кто может знать – что выросло бы со временем из тех обращенных в прах городов и городков? Ведь и тогдашняя Москва уступала многим из них…

Одним словом, все процессы в мире идут свои чередом, полностью подчиняясь историческим закономерностям, органично вплетаясь в поток мировой истории и в своем единстве формируя его. Не нашлось никого, кто опрокинул бы это стабильное и предсказуемое развитие.

И уж тем более никому не приходит в голову, что какое-то определяющее воздействие на мир могла бы оказать Монголия, как уже говорилось, так, скорее всего, не ставшая никогда единой, и раньше или позже поглощенная кем-то из соседей.

Особый интерес вызывают возможные пути дальнейшего развития нашей страны. Сохранилась (а быть может даже и еще усугубилась) на неопределенно долгое время феодальная раздробленность с ее княжескими междоусобицами, разорявшими русскую землю?

Возникла бы, скрепленная общей германской опасностью мощная европейская держава, граничащая на западе с Польшей, а на юге – с Дешт-и-Кипчак? Вывели бы в конце концов походы новгородских ватаг и владимирских дружин в Зауралье, к Тихому океану?

Или развитие пошло бы в соответствии с более-менее классическим для остальной Европы путем – оформление городов как особой, осознающей себя силы, враждебной княжеским междоусобицам, их противостояние феодалам и удельным князьям, и в последующем – опора на них возрождающейся центральной власти? Для подобного сценария тоже существовали предпосылки – ведь в течение XII – XIII веков, до самого монгольского нашествия города, несмотря даже на непрерывные войны и смуты, крепли и богатели, умножаясь в числе, сохраняя и развивая вечевой строй, и уже начался процесс их эмансипации от княжеской власти. Более того, весьма распространенной практикой – не только в Новгороде и Пскове, было заключение договора («ряда») между князем и пригласившим его городом, когда князь брал на себя определенные обязательства, в случае нарушения которых горожане могли призвать другого князя. И от этого – всего один шаг до того, чтобы, осознав губительность дальнейшего разделенного существования, обратиться за покровительством к кому-то одному, отказав в повиновении остальным…

Ведь, несмотря на феодальную раздробленность, продолжало существовать осознание исторического единства всех русских земель, и все жители на пространстве от Карпат и Волхова до Волги, говорили на одном языке (в то время, как французский язык еще два века спустя был понятен только жителям Иль-де-Франса, а в Германии еще при Бисмарке не все немцы понимали друг друга).(22,339)

При подобном сценарии грядущему объединению могло способствовать и то, что все князья были, по сути, члены одной разросшейся семьи, и даже общим законом для всех раздробленных уделов являлась «Русская правда» Ярослава Мудрого.

И тогда, в свой черед возникла бы обновленная Киевская Русь, втягивающая в орбиту своего влияния степные народы, как в свой черед возникла на месте королевства Меровингов империя Карла Великого,

Невозможно дать точного ответа на все эти вопросы…

Нет ясности и в том, кто, какое из княжеств могло бы возглавить это собирание земли Русской. Не мог выступить в этой роли, несмотря на богатство и силу, эгоистичный и нестабильный Новгород, а тем более Киев, разоренный непрерывными войнами и смутами, неоднократно подвергавшийся набегам. Наилучшие шансы были, думается, у Великого княжества Владимирского, весьма благополучного экономически, защищенного от внешних врагов и включавшего в себя сравнительно небольшое число уделов. Вместе с тем, следует упомянуть и еще одного кандидата на эту роль, почти никогда не рассматривавшегося в подобном качестве. Речь идет о Галицком княжестве – весьма сильной и богатой земле на юго-западе Руси, протянувшейся от Карпат до Черного моря, граничившее с Венгрией, Польшей, Болгарией. Ее князья активно участвовали в европейской политике, роднились с правителями окрестных государств, заключая с ними союзы. Расположенное на перекрестке важных торговых путей, это княжество стало к двадцатым – тридцатым годам самым сильным на Руси, и – за исключением, пожалуй, Новгородской земли – самым богатым. Другой особенностью было наличие сильного боярства, по своему положению стоявшего выше своих собратьев в других землях, и в чем то сближавшегося по статусу с европейским рыцарством.