Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга II

«начальник лаборатории предложил ему остаться на прежней должности, обещал новое повышение по службе. Но Дельмар отказался. Он предчувствовал изменения в системе отбора специалистов для работы на атомных объектах и не хотел бессмысленно рисковать… Дельмар предвидел новую проверку всех сотрудников, их политических убеждений, родственных связей, документов».[498]

Поверим В. Лоте и восхитимся силе предвидения Жоржа. Но кроме предложения дейтонского начальника сержанту Жоржу Ковалю (вероятно, где-то в январе 1946 года, незадолго до окончания его службы) было и другое предложение – его руководителя в нью-йоркской резидентуре Клайда.

Клайд заинтересовался предложением, поступившим Дельмару.

«Он увидел интересную перспективу, которая позволяла разведке получать новые закрытые данные из лаборатории».[499]

Отметим, что этот интерес мог возникнуть только после 12 февраля 1946 года, когда Жорж был демобилизован, прибыл в Нью-Йорк и доложил о предложении дейтонского руководства.

И если отказ от предложения продолжить работу в Дейтоне можно объяснить силой предвидения Жоржа, то его реакция на предложение Клайда имела уже другую природу. Он, как объясняет это В. Лота, отказался от предложения Клайда, поскольку

«считал, что продолжение его работы в лаборатории связано со значительным риском и таит в себе большую опасность».[500]

Если размышляя о предложении в Дейтоне Жорж полагался на свою интуицию, то отказываясь от предложения Клайда он уже исходил из фактов – после того, как 3 февраля 1946 года по американскому радио сообщили о раскрытии крупной советской шпионской сети в Канаде[501] в американских СМИ поднялась такая волна шпиономании, что возвращаться в Дейтон и пытаться устроиться на объект в качестве гражданского специалиста было бы для Жоржа самоубийственно. Это было очевидно для Жоржа, но почему об этом не подумал Клайд, мне совершенно непонятно.

Ведь после побега из посольства в Оттаве 5 сентября 1945 года и предательства И. С. Гузенко, шифровальщика аппарата военного атташе СССР в Канаде, передавшего канадской стороне шифры и документы (переписку резидента ГРУ Николая Заботина с иностранными агентами, внедрёнными в атомную отрасль)[502] не нужно было обладать особым предвидением, чтобы понимать – над агентом Дельмаром нависла смертельная опасность.

Конечно, Гузенко выдал только канадскую часть резидентуры ГРУ, но расшифровка переписки Заботина с Центром могла привести к раскрытию и американской части резидентуры. И в нью-йоркской резидентуре, и в Центре это прекрасно понимали. Поэтому, в целях безопасности

«вынуждены были вернуться на Родину некоторые нелегальные разведчики, как, например, З. В. Литвин (США), Я. П. Черняк (Канада)».[503]

Показательно, что для советских разведчиков «пахло жареным» настолько отчётливо, что

«13 декабря 1945 г. полковник Заботин тайно покидает Канаду, грубо нарушив тем самым дипломатические правила. Забыв о своей дипломатической неприкосновенности, он нелегально переходит границу и уже в Нью-Йорке садится на советский пароход "Александр Суворов", который тоже тайно, без соблюдения необходимых формальностей, снимается ночью с якоря и уходит в открытое море».[504]

Ж.А. Коваль, конечно, ничего об этом не знал – никто не информировал его. Да и зачем? Всё равно бежать он не мог, поскольку в это время служил на секретном объекте в Дейтоне и служба безопасности Манхэттенского проекта ни в коем случае не допустила бы его бегства из США.

Так что после 5 сентября 1945 года ему пришлось жить под дамокловым мечом предательства Гузенко ещё почти три года. Но узнал он об этом только из передачи американского радио 3 февраля 1946 года, за 9 дней до своего «дембеля».

Как сообщает сам В. Лота, в это время