Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга II

«Папа, будучи кандидатом физ. – мат. наук, в 1940 году отправился в город Якутск (ковать национальные кадры). Он преподавал физику в Якутском педагогическом институте, который впоследствии стал Якутским Государственным университетом. Летом 1945 года во время каникул он приехал в Москву (вся семья была в Якутске) и пришел к своему научному руководителю поговорить о продолжении научной работы (то бишь о докторской диссертации). Тут мнения нашего семейства разделились. (Папочки нет, спросить не у кого). Один брат говорит, что на физфаке он встретил Курчатова, и на вопрос, чем он занимается, ответил: " Гоняю космические лучи…". Другие вспоминают, что когда Аркадий Никифорович был у своего руководителя, побеседовал с ним и уже хотел прощаться, то зазвонил телефон. Это был август 1945 года. Видимо, в срочном порядке, создавался отдел С. На другом конце провода, видимо, давали указания… На что его руководитель ответствовал: "Один уже есть…". После чего папа никуда не ушел, чуть ли не на следующий день приступил к работе, а семья (мама с тремя детьми) через пару месяцев была доставлена в Москву в сопровождении капитана соответствующей службы…».[484]

Я думаю, что правдой является и то, и другое… Но смысл в том, что нашей судьбой управляет "Его величество случай". Улыбка Судьбы – А. Н. Рылов стал «атомным учёным» столь же случайно, как Ж. А. Коваль стал «атомным разведчиком».

Постепенно Бюро № 2 стало равноправным производственным отделом Спецкомитета. И, как и всякий производственный отдел, он «забюрокрачивался» и «заболачивался».

«Нелепо полагать, что разведывательная информация из-за рубежа всякий раз была «лакомым кусочком», без которого наши учёные не могли сделать и шага. Конечно, всякий полученный разведкой материал – уже огромное достижение. Другой вопрос, каково реальное значение добытой информации и что из неё было в действительности использовано на практике. По разным причинам и далеко не всегда добытые сведения оказываются востребованными».[485]

Разведчики очень часто меряют свои успехи в «листах» переданной информации.

Показательно, что когда в 1942 году обсуждалась кандидатура научного руководителя советской атомной программы, одним из существенных соображений при выборе было то, что «кандидат» должен уметь быстро оценивать данные разведки. Как пишет Жорес Медведев,

«позиция НКВД в этом выборе была важна прежде всего потому, что выбранному «лидеру» нужно было знакомиться в разведуправлении НКВД с большим количеством документов, многие из которых даже в НКВД никто не мог прочитать. Они состояли из формул, схем, расчетов и объяснений на английском языке. К этому времени в НКВД накопилось уже около двух тысяч страниц сугубо научных материалов. Любой физик, которому доверили бы руководство проблемой, первые месяцы должен был бы работать в НКВД, а не в лаборатории».[486]

К 1945 году листов стало ещё больше. Как вспоминает Я. П. Терлецкий,