Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга II

«знаю т. Коваля Ж. А. по учёбе и по совместной производственной и общественной работе в МХТИ им. Д. И. Менделеева с 1935 года и по настоящее время с перерывом с 1939 года по 1949 год».[60]

Какое-то понимание этого пришло позже. Уже через несколько лет в ходе работы я в очередной раз обратился к знатоку истории МХТИ А. П. Жукову с вопросом:

«На мой вопрос, не знает ли он, кто был «куратором от органов» в Менделеевке во времена Жоржа, он сказал, что был им Пётр Игнатьевич Бояркин. Точнее, не куратором, а «наблюдателем», поскольку сам работал в Менделеевке. Я его помню по совместной работе на кафедре ОХТ. Он ещё вел там какой-то «политсеминар» (по четвергам, кажется). Если это так, то возникает новый мотив во вступлении в партию Жоржа – одним из тех, кто дал ему рекомендацию, был как раз Пётр Игнатьевич.»[61]

Этот новый мотив – влияние на решение Жоржа о вступлении в партию «органов». Не обязательно было оказано «прямое давление», но сам факт рекомендации Бояркина свидетельствует – это решение Жоржа «органами» было одобрено.

И совсем уж тоненькая веточка альтерверса – Бояркин не просто «знает» Жоржа с 1935 года, но и «наблюдает» за ним всё время, «с перерывом с 1939 года по 1949 год».

Дальнейшая работа с документами ЦАОПИМа «освежила» и мою память:

«Сегодня работал в ЦАОПИМ с протоколами партсобраний института и протоколами заседаний Парткома. Очень полезная работа! А то стало как-то подзабываться ощущение совкового удушья. А вот работа в архивах освежает память… Поразительно, что вполне порядочные и умные люди, которых я знал как хороших лекторов и ученых – Карапетьянц, Гильденблат, Егоров и другие, как-то глупеют и «деревенеют», оказавшись на партсобрании или заседании парткома… Суконный язык, банальные мысли… И Жорж тоже тускнеет в этой атмосфере. Так бездарно тратить интеллектуальный потенциал могли только у нас. И удивительно, насколько долго его хватило».[62]

Вот, например, цитата из выступления Жоржа на одном из партсобраний 1968 года:

11.30. Протокольная запись выступления Жоржа на партсобрании в 1968 году:

«В истекшем 1967 г. все мы чувствовали, что это был юбилейный год – все работали очень напряжённо. Думаю, что все партгруппы должны на ближайших собраниях обсудить состояние исследовательской работы на своих кафедрах и наметить пути устранения недостатков».[63]

«Все мы…», «юбилейный год…», «обсудить состояние работы…», «наметить пути устранения…» – типичный советский «новояз»!

Но это совсем не значит, что Жорж в партийных делах «отбывал номер». Он, как и все порядочные люди, которые «волею судеб» стали обладателями партийных билетов, чётко понимал разницу между «трибуной партсобрания» и тем, что называется «работа с людьми».

Ярким примером того, как он «боролся за справедливость» в конкретных делах, является история моего поступления в аспирантуру.

В 1973 году на два места в аспирантуре кафедры ОХТ было подано три заявления – Георгия Гайковича Каграманова, Юрия Александровича Лебедева и Наума Давидовича Перельмана.

По результатам вступительных экзаменов претенденты набрали: Каграманов – 15 баллов, Лебедев – 13 баллов (История партии – 5, Спецпредмет – 5, Иностранный язык – 3), Перельман – 13 баллов (История партии – 4, Спецпредмет – 4, Иностранный язык – 5).

Каграманов проходил «без вопросов», а вот кого принять из двух оставшихся соискателей – вопрос очень сложный.