Везучая

Что касается меня, несмотря на титанические усилия, эталона из моего случая не получилось: я не донесла до свадьбы пресловутый клад. Хотя усердно старалась следовать канонам: не потакала влюбленным в меня юношам, не злоупотребляла косметикой в целях привлечения к себе особей противоположного пола, взгляд из-под очков отпускала строгий. И никаких вечеринок, пьяных компаний, танцев и поисков приключений на одно круглое место. Как и положено литературной героине, я ежедневно, рискуя сделать его плоским, давила этим местом жесткий стул Театральной библиотеки. Наверстывала недоданное в общеобразовательной школе, повышала эрудицию, выписывая и заучивая иностранные слова, вчитываясь в бежевые, пахнущие пылью листочки старых изданий зарубежных пьес. А танцульки казались мне пошлостью, пережитком и умиляли разве что их гениальным воплощением на экране в фильме большого режиссера Глеба Панфилова «Начало», где всю правду о танцплощадке рассказывают натянутые жилы шеи и жадный взгляд блистательной Инны Чуриковой. Вот так выглядит девушка, когда ждет Принца – страшно и убедительно. Но подваливает к ней какой-нибудь женатый Леонид Куравлев в мешковатом костюме, с кривой ухмылочкой. Или того хуже – проходимец из «Ночей Кабирии» Федерико Феллини. Этого всего не хотелось категорически. Поэтому – в библиотеку, каждый день! И пусть кладом я уже не располагала, любовь по-прежнему представлялась мне возможной. И грезились возвышенные, вплоть до заоблачных, чистые до прозрачности, непременно взаимные чувства, не имеющие к соитию никакого отношения. Уже пару лет занимаясь плотской любовью, я всё еще мечтала о прогулках при луне, сплетенных руках, пылких признаниях и скрепленных кровью клятвах. Голова, напичканная умозрительно-прекрасной отравой, не давала упругому телу расслабиться и научиться получать удовольствие. Во время близости глаза мои закрывались не от наслаждения – от стеснения. Иногда я была даже противна себе самой. В любой позе, оправданной с точки зрения анатомии и эстетики, смотрела на себя со стороны и мысленно отворачивалась. Его красивое, дорогое лицо в эти минуты тоже видеть не хотелось. И даже приятные, судорожные волны, пробирающие бесконтрольно отдающееся страсти тело, ни на минуту не замывали мое закомплексованное сознание. Мне хотелось быть безупречно-красивой и целомудренно-живописной. Даже с беспомощно задранными ножками. И обязательно не такой, как его бывшие пассии. Конечно, я лучше. Вон как он смотрит! Разве можно хоть раз повторить подобный взгляд?

– Ты для меня необыкновенно сексуальна, – исповедально повторил мой герой. – Володя, конечно, стесняется, но ты ему поможешь, правда? Только не говори, что у тебя такого еще не было.

– Не было! – почти крикнула я.

– Тише, тише, что ты так нервничаешь? Я тебе верю. Но хочется попробовать… чтобы все вместе. Давай?

Интонации его голоса, заискивающие и в то же время настойчивые, плохо сочетались с лицом киногероя, и это мешало восприятию еще больше. Теоретически я понимала, чего от меня хотят, но туго соображала, как это «искрометное ревю» воплотить в жизнь. Подобного опыта у меня не было. Лишь однажды соприкоснулась я с этой животрепещущей темой всех времен и народов, и то – по касательной.

Мне позвонил как-то парень, состоявший в близких отношениях с моей однокурсницей. Неглуп, небездарен, учился на режиссерском факультете ВГИКа. Мною воспринимался, как чужое достояние. А потому – без претензий. Да и типаж его был не более чем дружбанский. Пару раз, когда он навещал свою девушку в институте, мы вели философские беседы, беспредметные и необязательные. И никаких лишних намеков – однокурсница была невыносимо красива, и он весь, бледный и худой, принадлежал ей, как палуба теплоходу. И вдруг однажды, когда институт мы закончили и пустились в большое плавание по жизни, в коем некоторым «теплоходам» уже сорвало пару-тройку палуб, Ваня позвонил мне и предложил, по старой традиции, пофилософствовать. Поскольку дело было днем, а кухонные посиделки считались в Москве богемным ритуалом, мысль попить вместе чаю не вызвала с моей колокольни ни малейшего диссонанса. Я продиктовала адрес, спустилась в булочную за популярным овсяным печеньем и заварила в керамическом чайнике крупнолистовой индийский чай – вымученных, одноразовых пакетиков тогда в природе, к счастью, не существовало.

Ваня приехал вовремя. Открываю дверь – на пороге двое: Ваня и…

– Привет! А это мой друг, тоже Ваня. Ты не против, если он с нами чайку попьет? – Ваня Первый интеллигентно улыбнулся, а Второй дополнил его улыбку своей – непримечательной, но милой. Я попятилась, и тезки, расценив мое замешательство, как приглашение, вытерли дружно ноги и скромно вошли.