Везучая

Через некоторое время он постучал в дверь и подергал ручку. Мне страшно хотелось открыть и кинуться к нему, и пожаловаться ему на него самого, поскольку больше некому, и показать заплаканное лицо – пусть испугается, что сделал мне больно! Но я боялась увидеть за его спиной аккомпаниатора со стаканом молдавского вина и не открыла. Затаилась под дверью, как партизанка, и уговорила себя, что крепко сплю.

– Глупенькая, – позвал его голос негромко и нараспев, – мы бы сделали тебе хорошо. Винца бы попробовала. Ну, ладно, как хочешь. Спокойной ночи.

На следующий день мы улетали в Москву. Судя по лицам моих незадачливых обидчиков, они спали мало, пили много и, может быть, кому-то сделали хорошо. Пузатая пантагрюэлевская бутыль осталась у администратора в качестве раритета.

В течение всего полета соплеменники, постанывая и посапывая, вяло сражались в шахматы.

Я смотрела в иллюминатор. Меня успокаивало небо и вязкое безе белоснежных, чистых облаков.

Глава 3. Шпагин наголо

Сам по себе диплом лучшей в стране театральной школы не функционировал. Нужно было где-то набирать навыки и мастерство. Считалось, что лишь каждодневный труд в театре способствовал развитию актера. Желательно, у хорошего режиссера. Прийти туда просто так разумному индивидууму в голову не приходило. Только показ. Выбираешь два-три отрывка из разных, желательно талантливых пьес, находишь партнера, согласного подыграть, репетируешь до готовности. Затем, если удастся, находишь через знакомых так называемые «выходы» на заведующего труппой или, если крупно повезет, на главного режиссера, и убеждаешь, что тебя стоит посмотреть. Если это срослось, остается согласовать день и час показа. И там уже не ударить в грязь лицом. Что касается отрывков, я их давно выбрала и выучила наизусть свои реплики. Не хватало лишь партнера.

На съемках «Красных колоколов» Сергея Бондарчука я оказалась в качестве участницы групповки – такова следующая ступень актерского роста после массовки. Ты уже не просто в толпе, а чем-то выделяешься и, тем самым, имеешь право стоять рядом с главными героями и с желанной камерой. Если повезет, и твой облик окажется ближе к эпохе настолько, что режиссер разглядит тебя в массе лиц, то в групповке может перепасть и конкретное задание. А это уже эпизод. Например, изображая у Бондарчука посетительницу модного кафе, в котором поет Александр Вертинский, можно экзальтированно крикнуть «Браво!» в конце исполняемой певцом песни. Крикнуть не просто, а талантливо, достоверно, чтобы Сергей Федорович подумал: «Какая потрясающая актриса!» и, наклонив красивую седую голову к ассистентке по актерам, незаметно спросил: «Как фамилия той, что так здорово крикнула «браво»?»

Мечтая о своем шансе, несколько актеров в образах посетителей кафе даже курить не выходили во время коротких перерывов, когда переставляли свет для нового кадра. А вдруг режиссер в это время придумает сцену, для которой потребуется именно такой типаж? Ох, уж эти мне типажи. Актеры зависят и от них. Тот типаж, не тот типаж – уж какой родился. Попадешь в типаж – крикнешь «браво!», не попадешь – до следующей встречи! Будь ты хоть семи пядей во лбу, если твой лоб не типичен для изображаемого в фильме отрезка времени, можешь ждать своего звездного часа дальше.

Мой типаж был грандиозно старомоден, судя по всему. На костюмные фильмы меня брали чаще всего. Длинные, густые волосы послушно превращались под щипцами гримеров в букли. Высокий лоб, претендовавший на семь пядей, выглядел на экране достаточно алебастрово. Талия легко забиралась в корсет. Веером словно с пеленок вертела тонкая, как будто аристократическая кисть. Мне нравилось семенить, изящно приподнимая подол платья. Костюмеры благодарили порой за это, ведь портнихи «Мосфильма» – мастерицы и рукодельницы, незаметные художники, как правило, влюбленные в свое дело, корпели над шлейфами и кружевами часами, а то и сутками.

Среди тех, кто не выходил курить, дежуря на страже судьбы, выделялся большеглазый, кудрявый, веселый блондин. Он перезнакомился со всеми, не забыв и про меня. Тем более, посадили нас за один столик, ближний к эстраде с «Вертинским».

– Ты давно закончила институт?

– Год назад.

– В театре работаешь?

– Нет, только снимаюсь. А ты?

– А я уже семь лет в профессии. Три театра сменил.

– Ого! А что так?

– Да… Один раз пришел на спектакль пьяный и повалил декорацию. И не на себя, что характерно, а на партнеров.

– Ничего себе! Ранило их?

– Нет, но ушибы, царапины – веселенького мало. Меня сразу уволили. Второй раз – по семейным обстоятельствам, переехал в Подмосковье. Жена в декрет ушла, а моей зарплаты не хватало, мы же в Москве жилье снимали.

– Так ты уже отец?

– А что тут удивительного? – усмехнулся блондин. – Я уже два раза отец. Делов-то! Не я ведь рожаю!

– Ну, да. А третий театр какой?

– А это даже не театр. Коллектив такой. Чтецкие программы делаю и «катаю» по обширным просторам родины. Но мне в театре хочется играть.

– Всем в театре хочется играть, – вздохнула я.