Вот уже более двух недель как Антон обитал в казарме, где поселили почти всех полицаев района. Ежедневные занятия, переклички, и опять занятия. Часто выезжали на окраину городка, где немцами был наспех оборудован полигон. Рыли окопы, наступали на условного противника, учились взаимодействию в бою с солдатами вермахта. По всему чувствовалось, что назревают большие события. Прибытков, каким-то одному ему ведомом путем, узнавал последние новости и делился ими с Антоном. В последнее время Щербич стал замечать, что его старший товарищ как будто взял над ним шефство, опекунство: занимал место за столом в столовой, старался положить ему добавку, зорко следил, что бы ни кто из полицаев не обидел Антона, не унизил. Такая забота забавляла его: давно никто так за ним не ухаживал, не берег, разве что Фекла. При воспоминании о девушке теплая волна окутывала душу, лицо непроизвольно расползлось в улыбке. В памяти всплыла его последняя помывка в бане: эх, до чего же приятно было мыться вместе с Феклушкой!
– Небось, женку вспомнил, Антон Степанович? – Кирилла Данилович присел рядом с Антоном на бруствер окопа, ладонью смахнул с лица обильный пот.
– На снастях она, поберечь бы, да все ни как не получается, – грустно заметил Щербич. – И когда только жизнь наладится?
Только что закончилась учебная атака, и снова надо было переходить к обороне. Сколько они вырыли окопов за последние дни – не счесть. А сколько проползли на пузе – кто замерял? Однако, не роптали, понимали, что от этого будет зависеть их жизнь, и рыли, и ползали. С полицаев района сформировали роту в шестьдесят человек, и гоняли ее на полигоне до седьмого пота.
– Видал, что Гансы удумали? – Прибытков наклонился к Антону, доверительно зашептал. – Нас, дураков, пускают в атаку первыми, а сами следом за нами, за нашими спинами, каково?
– Ну и что из того? – не сразу понял Щербич.
– Глупый ты, Антоша! – с сожалением покачал головой Кирюша. – Так они, Гансы то, в случае чего нас же первыми и положат в спину! Вот и получается – и спереди смерть, и сзади погибель!
Ни для кого не являлось секретом, что немецкое командование готовит крупную компанию против партизан. Все чаще прибывали на железнодорожную станцию составы с танками, артиллерией, почти весь городок заполнен солдатами, а эшелоны все продолжали и продолжали прибывать. Днями и ночами висели над лесным массивом самолеты, выискивая партизанские лагеря, наносили бомбовые удары по разведанным участкам леса.
Даже Антона пригласили однажды в штаб, где он еще раз в присутствии Вернера рассказывал все, что он знал и видел в плену у партизан.
А Слобода так и оставалась по сей день в руках отряда Леньки Лосева. Несколько раз немцы пытались силами районной комендатуры вытеснить их оттуда, однако были вынуждены отказаться от этих попыток: слишком хороша была оборона у партизан. Но и смириться с наличием вооруженных формирований у себя в тылу немецкое командование не могло.
– Вообще-то я не подписывался с ними в одной цепи ходить на православных, – Кирюша грубо выругался в адрес немцев. – Договор был хозяйственными делами заниматься, а не в атаки бегать.
После ужина было свободное время до отбоя, и два товарища лежали за казармой на полянке, обсуждали события прошедшего дня.
– А они спрашивать у тебя твоего согласия не станут, – Антон растянулся на траве, подложив руки под голову. – Скажут, и побежишь как миленький!
– Ты как будто радуешься этому? Я к тому, может пора делать ноги с этой войны, а, Антоша?
– Ты это серьезно? – Щербич повернулся к Кирюше, внимательно посмотрел на него. Но лицо товарища было строгим, задумчивым, и к шутке не располагало. – С чего это вдруг?
Прибытков ответил не сразу: свернул самокрутку, долго прикуривал от немецкой зажигалки, сидел, устремив свой взор куда-то поверх сосен, что окружали полянку.
– Не все гладко у наших союзничков, – заговорил наконец. – Чует мое сердечко, что не все так гладко у немцев, как им хочется. Видал, санитарные составы так и бегут в фатерлянд. Да и трещать они перестали о своих победах. Помнишь, в прошлом году только и знали, что хвастались и хвастались, как будто весь Советский Союз под ними. А сейчас заглохли. Что говорить, если с партизанами ни как не могут управиться, не говоря про регулярную армию. Вот и нам надо задуматься о своем будущем. В Германии точно для таких как мы места не будет.
Антон не хотел думать о плохом, но оно все чаще и чаще напоминало о себе помимо его воли. А теперь и Кирилла Данилович душу бередить начал. И на самом деле – как быть, если красные вернуться? А оно к тому шло. Вроде уговор у них с Прибытковым был насчет бумаг, надо напомнить.
– Что предлагаешь, дядя Кирюша?
– Поберечься предлагаю, вот что, – вдавил в землю остатки самокрутки, вытер пальцы об штаны, и повернулся к Антону. – Неделю назад сбегал до дружка своего, бумаги заказал для нас с тобой. Завтра надо забирать.
– Я только что о них подумал, Кирилла Данилович, а ты мои мысли уже прочитал, – удивленно воскликнул Щербич.