Скулы Григория. Огрызок карандаша, пляшущий над истрёпанным блокнотом. И, где-то совсем уж далеко, в глубинах памяти: жёлтые лучи солнца, пробивающиеся сквозь зелень. Бархатная трава в низках росы. Свет. Тень. Огромный мир, застывший, незыблемый, в котором время несущественно, в котором нет ни смерти, ни зла.
Джульетта плачет. Её слёзы срываются со щёк и падают на антрацитовую мостовую, сверкая размытыми бликами. Чёрные треугольники садятся вокруг неё, скрипят, щебечут, щёлкают, но Джульетта их не видит. Она видит асфальт, расчерченный разноцветным мелом для игры в "классики", шайбу, сделанную из упаковки зубного порошка, и, почему-то, зелёные каштаны.
Там, среди изумрудного бархата, мелков и секретов, спрятанных под осколками стекла, деньгами служат листы подорожника, там нет кагановичей, швейцарцов и закрытых просмотров. Там никто не носит часов, никто не волнуется о том, что будет завтра. Потому что завтра начнётся с росы на мясистых листьях и шершавых травинках, которые режут пальцы, если неудачно за них схватиться. И это далёкое завтра будет таким длинным, что к вечеру успеет изрядно наскучить.
Шум. Скрип. Небо склоняется над силуэтом женщины. И силуэт освещается изнутри, источает немилосердный яростный свет. Пылающая фигура взмывает к волнам и течениям неба, которое напоминает телеэкран, внемлющий девственному эфиру.
Узоры на коре дикой груши. Прыжки с ветки на ветку -- в метрах над асфальтом, отточенные, без страха и сомнения. Волшебство. Символы, только что придуманные и безупречно сгоняющие облака на изнывающий от зноя город. Гроза, разрывающая небо на части.
Сияние. Белое. Безупречное.
Автостоп. Реверс. Выброс.
Распространяется на основании Creative Commons Attribution-NonCommercial-NoDerivs 3.0 Unported License
.